Бедабеда - читать онлайн книгу. Автор: Маша Трауб cтр.№ 33

– Должна, но не знаю, – ответила Людмила Никандровна. – Мне бы с собственной головой разобраться. Иногда лишние знания мешают. Может, в случае с тобой мне стоило выключать врача, а быть просто матерью. И может, тебе требовались не препараты, а что-то другое, банальное, на уровне инстинктов: целовать, обнимать лишний раз. Сидеть рядом и молчать. Или настоять на том, чтобы ты занималась спортом, и найти тебе подходящего тренера.

– А у тебя был такой тренер? – спросила Настя.

– Димдимыч. Они с Нинкой чем-то похожи. Димдимыч любил гульнуть, выпить, хорошо поесть. С чувством юмора, циничным, резким и очень точным. Он мог быть жестким, даже жестоким, мог так приложить словом, что сидишь и не знаешь, как жить дальше. Но он был, безусловно, талантливым человеком, ярким, харизматичным. И честным. Принципиальным. И смелым, конечно. Наверное, поэтому он и не сделал великую карьеру, хотя мог. Димдимыч не умел, не считал нужным молчать. Мог нахамить начальству, послать на три буквы того, кого не следовало. Он был бескомпромиссный. Нинка им восхищалась, смотрела на него как на бога, отца и святого духа, спустившихся на землю. И даже злилась на меня за то, что я не до конца разделяю ее чувства. Нет, я восхищалась Димдимычем, была ему благодарна, даже, наверное, любила по-своему. Но не боготворила. Меня коробило, когда Димдимыч ругался матом. И шутки его ниже пояса не воспринимала. Но он был легким, как и Нинка. А я нет. Они все делали, когда к ним прилетала муза, нападало настроение или звезды вдруг сходились. А я оставалась педантом и занудой. Даже не знаю, как меня Нинка терпела и терпит до сих пор. Димдимыч с Нинкой были гениями, рысаками, а я рабочей лошадью. Так что в одной упряжке мы хорошо взаимодействовали. Ты никогда не интересовалась моим спортивным прошлым. С чего вдруг сейчас? Ты же знаешь, я про Димдимыча могу часами рассказывать.

* * *

Ровно эти же слова Людмила Никандровна повторила на очередной встрече с Анной.

– Почему вы хотите, чтобы я рассказала вам про тренера. Вы многого не поймете. Вы не из спорта. Это другой вид юмора, другие отношения, не всегда понятные обывателям.

– Да, я понимаю, о чем вы говорите. В прошлом году мы семьей отдыхали в Греции. И там в отеле стояла такая корзина – красивая, огромная, в которую все могли положить ненужные или уже прочитанные книги и взять понравившуюся. Буккроссинг такой. Вот в этой корзине я и наткнулась на книгу, автором которой была концертмейстер в хоре. И да, я практически ничего не поняла. Истории, которые она рассказывала как анекдот, не вызывали смех. Я не могла разделить эмоции автора, поскольку просто не владела темой. Наверное, в спорте так же. Как и в любом профессиональном сообществе – свои шутки, свои темы, свои правила. Но вы же рассказываете о себе, а не о спорте. Так что мне интересно. Правда.

То же самое сказала Настя в тот вечер:

– А ты о себе расскажи. О том, когда ты почувствовала, что все заканчивается. Что конец. Ты же чувствовала, правда?

– Да, чувствовала. Нет, это не была пресловутая интуиция или какие-то знаки, которые я считывала. Не вещие сны, а банальный анализ действительности. Если Нинка верила в лучшее, то я всегда смотрела трезво. Просто просчитывала варианты. Так было и в тот раз, когда к нам в группу попала Настя Самойлова. Я первой поняла, очень четко осознала, что все скоро закончится. Наши сборы, беззаботная жизнь, игры, планы. С появлением Насти наступило начало конца. Может, дело было и в том, что мы взрослели, десятый класс. Предстояло определяться – уходить в большой спорт, связывать с ним свою жизнь или пытаться стать нормальными людьми, обычными девушками, не спортсменками. Поступать не в институт физкультуры, а в другой вуз. Думать не только о связках, коленях и спине, не только об ударах и комбинациях. Но и о том, что можно выйти замуж и родить ребенка. Варить суп и жарить сырники. Мы ведь были как детдомовские дети. Ничего не умели толком. Готовить уж точно. Всегда была столовая, где нас кормили. Прачечная, куда мы сваливали тренировочную форму вместе с нижним бельем. Нам говорили, куда идти, в какое время. Да я только один маршрут и знала – от дома до школы, от школы до спортшколы. Как-то мы с Нинкой решили поехать в центр Москвы, где были на соревнованиях, просто погулять. И что? Пока в метро вошли, опозорились. Мы ничего не знали о жизни. Мы были спортивным инвентарем, о котором заботились, отвозили, привозили, а когда он становился изношенным, выбрасывали. Нас тоже выбрасывали. Кто-то сам уходил, кого-то Димдимыч выгонял, а потом страдал из-за несдержанности. Но принципы не позволяли ему признать ошибку, извиниться. Правда, Димдимыч тогда находился в расцвете своей тренерской карьеры, нам стали разрешать выездные соревнования. Даже за рубеж – в Болгарию, например.

Вот накануне поездки в Болгарию я и поняла, что все кончилось. Мы кончились. И Димдимыч. Я даже поделилась своими опасениями и предчувствиями с Нинкой. Она рассмеялась и сказала, что у меня паранойя. Ведь все так здорово. Все только начинается. И посоветовала мне помолчать, чтобы не портить настроение ни ей, ни Димдимычу.

В Болгарию на соревнования мы так и не съездили. Туда вместо Нинки поехала Самойлова, а я отказалась по доброй воле, сославшись на травму. И в следующие разы, когда предстояла поездка в Мухосранск на игру, ехали мы с Нинкой, а если выездные соревнования за границей, то в списках оказывалась Самойлова. Нинка все еще была уверена в светлом будущем. И утверждала с пеной у рта, что в следующий раз точно Самойлову, которая была записана капитаном команды и они «просрали» пять игр подряд, не выпустят на соревнования. А отправят нас.

– Нин, не отправят. Прекрати уже. Ты ведь не дура, – говорила я.

– Я не дура, Димдимыч тоже не дурак. Зачем ему так позориться?

– Незачем, но он же позорится.

Нинка хмыкала и замолкала.

– Нин, просто подумай. Димдимыч – главный тренер, он мог сказать, что не поедет без меня. Без меня нормально. Но ты для него главный игрок и капитан. Почему он не стал отстаивать твою кандидатуру? Почему назначил Самойлову капитаном? И почему еще не оторвал ей ноги за проигрыши, а ходит и улыбается как дурачок.

– Я думаю, он знает, что делает, – огрызнулась Нинка.

– Господи, да все же понятно было сразу! – возмутилась я. – Твой Димдимыч такой же, как все: слабый человек, которому нужны деньги, связи и магнитофон, а не зефир в шоколаде из Мухосранска. Он тебя предал, сдал, слил. Как хочешь это называй.

Тогда мы с Нинкой впервые и всерьез поругались. Не разговаривали почти три месяца. Я подошла мириться первой, потому что больше не могла без нее. Нет, она не разочаровалась в Димдимыче, но как-то отпустила и его, и свою к нему привязанность. Можно сказать, самостоятельно перерезала пуповину. Тогда, помирившись, мы стали планировать, что будем делать дальше. И обе решили, что надо просто жить.

Дальше события развивались по запланированному сценарию. Отец нашей новой звезды Самойловой, которая попадала мячом в поле в лучшем случае раз из двадцати, стал организовывать выездные соревнования и лоббировать, чтобы дочь получала разряды. Отец имел для этого и связи, и средства. Бывший, откровенно говоря, случайный чемпион, папаша Самойловой потом стал видным функционером и оказался на своем месте. Мать Самойловой преподавала в институте физкультуры. Самойлову двигали со всех сторон, а мы с Нинкой и Димдимычем ездили в Мухосранск, отстаивая честь клуба. Потом Димдимыч сорвался: сообщил, что папаша Самойловой – сволочь и гад, а самой Самойловой нужно оторвать не только руки, но и голову. Отец-функционер, естественно, хамства не стерпел, но поступил по-номенклатурному мудро. Убрал Димдимыча, но не своими руками. Димдимыч тогда стал выпивать все чаще и все больше – с ним иногда случалось. Во время выездных соревнований, где мы разгромили наголову местных чемпионов, Димдимыча поймали в совсем неприличном состоянии. Мало того что пьяного вдрабадан, так еще и с проституткой в номере. Ситуацию явно подстроил папаша Самойловой. Димдимычу дали подписать заявление по собственному желанию. Он подмахнул не глядя и вернулся к выпивке и проститутке. Последнее, что он успел сделать, – дать нам с Нинкой образование.