Она не пришла. Ночной поезд до Монако-ди-Бавьера – так итальянцы называли Мюнхен – отправился строго по расписанию. Винсент прошелся по вагонам и пробежал вдоль поезда снаружи в обратном направлении. Все напрасно. Когда красные огоньки последнего вагона поглотила ночь, отчаяние холодной рукой сжало его сердце.
Винсент взял такси до Навильо-Гранде. Старый канал лежал окутанный густым туманом. Мостовая перед тратторией, где летом стояли столики, пустовала. Люди сидели внутри, за запотевшими стеклами. Под ногами шуршала бурая листва. И мальчишки в этот час не играли с мячом на улице. Мир Джульетты был объят сном.
Дверь в подъезд оказалась незаперта. Джульетта жила на втором этаже, Винсент помнил это с тех пор, как впервые проводил ее до дома. Он поднялся по разбитой лестнице с холодными металлическими перилами. На лестничной площадке было темно. Ближайшая целая лампочка горела на четвертом этаже. В ее тусклом свете Винсент разглядел табличку на двери: «Маркони». Фамилия как у изобретателя телеграфа.
Винсент задумался. Что скажет он матери Джульетты, Джованни или Энцо, если дверь откроет кто-то из них? Во-первых, они его не поймут. Вероятность же того, что дверь откроет Джульетта, всего один к четырем. И это при условии, что она вообще дома. Возможно, что-то произошло с ней по дороге на вокзал. Что, если семья уже знает о ее бегстве? Или же Джульетта передумала в последний момент? Или они ее поймали? В таком случае ей нужна помощь, но звонить в дверь нельзя.
С другой стороны, Винсент хотел раз и навсегда покончить с ложью. Правда рано или поздно откроется, семье придется примириться с зятем-иностранцем. Палец завис над звонком сбоку от двери, но нетерпение победило, и Винсент нажал кнопку.
Ничего не произошло, звонок оказался сломан. Винсент постучал – получилось громче, чем ему хотелось. Открыл Джованни, и Винсент воспринял это как удачу, ведь брат Джульетты был посвящен в их планы. Но Джованни, похоже, не особенно обрадовался гостю. И лишь когда мать спросила его, кто пришел, и испуганная Джульетта выбежала из комнаты, Джованни вышел из оцепенения и вежливо поздоровался.
Взволнованная Джульетта что-то быстро сказала брату. Винсент не понял ни слова. В прихожую вышел Энцо, и девушка замолчала, умоляюще глядя на Винсента. Энцо недоверчиво смотрел на гостя. Винсенту всегда было не по себе под его тяжелым взглядом, но сегодня жених Джульетты смотрел мрачней обычного.
– Ты помнишь синьора Попометра? – весело спросил Джованни. – Он отвез в Германию нашу «изетту»!
Энцо кивнул и приветствовал гостя крепким рукопожатием.
– Добрый вечер, синьор Шлевиц, – по-итальянски поздоровалась Джульетта.
Что произошло? Винсент пытался прочитать ответ в ее глазах, но Джульетта старательно не смотрела на него. Она изменилась, стала другой. Винсент не мог понять, что именно не так. Скромное домашнее платье, черные волосы собраны на затылке; Джульетта выглядела бледней, чем летом, но что тут удивительного. И все же что-то его смущало.
Семья ужинала, когда Винсент постучал в дверь. Мать Джульетты пригласила гостя к столу. Синьора Маркони была в доме главной, это Винсент понял сразу. Этой решительной женщине в простом платье в клетку подчинялись даже мужчины. У Кончетты были пронзительные глаза, рано состарившееся лицо несло отпечаток тяжелой крестьянской жизни. На шее на серебряной цепочке висел крест.
В целом обстановка квартиры напомнила Винсенту родительский дом в Силезии. Скатерть в красно-белую клетку, массивный буфет рядом с обеденным столом, голая лампочка, распятие в углу. На тесной кухоньке эмалированная газовая плита, запах сырой штукатурки, лука и бедности. Чисто и тепло – и на всем налет какой-то меланхолической мрачности, быть может, тени прошлого.
Винсент сел рядом с Джованни, напротив Джульетты, чувствовал он себя неловко. Синьора Маркони положила ему спагетти – таких длинных ему еще не доводилось есть.
– Sono i buoni rigatoni alle acciughe! – затараторила хозяйка. – Da noi, non si mangia la cucina milanese! Loro mangiano il riso. Noi no! Almeno una volta la settimana mangiamo il pesce. Siamo gente di mare!
[27]
Джульетта не переводила. Молча смотрела в тарелку.
– Come va la Isetta in Germania?
[28] – спросил Джованни, ковыряя вилкой ригатони с рыбой и каперсами.
Винсент разобрал только «изетта».
– Isetta va bene
[29].
– Ti piace la pasta? È buona?
[30]
Паста – так они называют макароны.
– Sì, è buona
[31].
Но все было вовсе не хорошо. Пока Джованни разыгрывал клоуна, Энцо молча жевал, время от времени подливая вина в бокал Винсента, – вежливо, но без суетливости. Джульетта нервничала. Винсент ждал любого ответа – взгляда, жеста, намека. Но она замкнулась в себе. Или же – того хуже – отчаянно сдерживала, душила что-то, прорывавшееся наружу. Ее отсутствующий взгляд пугал Винсента. Он видел, что в сердце Джульетты бушует буря. Стыд – вот что мешало ей поднять глаза.
Мать хотела подложить ей пасты, но Джульетта отрицательно качнула ладонью. И тут разгорелся спор по поводу того, что она мало ест.
– Теперь она должна есть за двоих, – с грехом пополам перевел Джованни. – Это же для bambino, маленького Маркони!
У Винсента упало сердце. И тут Джованни жестами объяснил ему, что у Энцо и Джульетты скоро свадьба, – показал, будто надевает кольцо на палец. Будущие молодожены уже ждут ребенка.
Голова закружилась, но Винсент держался.
– Ты беременна? – спросил он Джульетту по-немецки.
Она кивнула. Он почувствовал на себе взгляд Энцо, но, когда поднял на него глаза, тот улыбался и что-то говорил невесте, держа ее за руку. Позже Винсент не понимал, что помогло ему сохранить самообладание в тот момент. Какая сила словно спасительным ударом вдруг притупила боль?
Оглушенный, он сидел в уютной, затхлой квартирке, в компании приветливых, радостных итальянцев. Только с Джульеттой что-то по-прежнему было не так. Она с трудом сдерживала слезы. Джованни попросил синьору Маркони добавить Винсенту ригатони, но тот отказался. Собрав последние силы, извинился, поблагодарил за еду и направился к выходу.
Где-то за спиной синьора Маркони велела сыну проводить dottore
[32] Шлевица. Не замолкая ни на секунду, Джованни помог Винсенту надеть пальто. Винсент вышел на лестничную площадку, даже не оглянувшись на Джульетту.