Изменившийся человек - читать онлайн книгу. Автор: Франсин Проуз cтр.№ 39

Официальная задача этой вечеринки, придуманной Мейером, Робертой и Бонни, — посмотреть, может ли это дикое создание, которое они выволокли из леса, сидеть и есть рядом с человеческими существами. А если не может? Счастливчику могут предоставить отдельный столик на благотворительном ужине. Пока Айрин будет ковырять подсохший лосось, подвялый салат месклан, перекрикивать оркестр и улыбаться толстосуму, с которым ее усадила Бонни.

Кто здесь сегодня? Никого, из-за кого стоит нервничать. Или возбуждаться, если на то пошло. Этих морских свинок не страшно оскорбить, если нацист сорвется с цепи. Минна, только что из больницы, и Сол. Роберта Дуайр, чья работа под вопросом (хотя она этого не знает) с тех пор, как «Таймс» дала ту оскорбительно крохотную заметку. Роберте надлежало позаботиться о том, чтобы газета дала материал. Но никто Роберту не заменит до благотворительного ужина, а пока что она должна быть здесь, на испытательном выгуле Мальчика-волка.

Айрин сочувствует Роберте, и Бонни, и всем женщинам и мужчинам в конторе, у которых вместо жизни — Мейер. И Айрин огорчается, что пригласила для Роберты еще одного человека: Эллиота Грина, который два года назад развелся Но Мейер в долгу у Эллиота. Его юридическая фирма выполняет для фонда большую работу исключительно ради общественного блага. Если не склеится с Робертой, то, по крайней мере, отужинает в качестве компенсации.

Айрин попросила всех прийти за полчаса, до Бонни и скинхеда. Тогда они успеют спокойно расположиться, до того как нацистский гость на ужине начнет выкидывать свои номера.

Эти запасные полчаса были ошибкой. С первых же секунд стало ясно, что вяловатый интерес Роберты к Эллиоту не нашел отклика. Айрин недоумевала, почему после трех десятков лет, прожитых с Мейером, ей не передалось его великодушие. Достойная женщина никогда не испытала бы, как она, душевного подъема при виде чужого неуспеха — даже не соперницы. А впрочем, что? Не ее вина, что сохранение вида зависит от сексуальной конкуренции. Правда, Айрин сделала не слишком много — биологически — для сохранения вида. Когда она вышла за Мейера, ей было почти сорок лет. В те дни женщина такого возраста считалась слишком старой для деторождения. Сейчас на улицах полно седых, везущих в дизайнерской коляске тройню. Айрин исполнила свою роль в других отношениях. Кто знает, сколько жизней спасено благодаря ее улыбкам и чтению с губ на этих шумных ужинах?

То, что будет происходить сегодня вечером, ничью жизнь не изменит. Роберте даже не назначат свидания. После того как на их глазах развернулась быстротекущая драма слабых надежд Роберты и их краха, остальные почувствовали опустошенность, и коллективная энергия истаяла, хотя Мейер пытался сфокусировать группу на проблеме с иранцем.

Потом пришла Бонни со скинхедом, и он пролил вино на рубашку — не самое обнадеживающее предзнаменование перед дойкой богатых благотворителей. Мейер увел гостя переодеваться. Бонни и Эллиот поздоровались. Они были знакомы по работе. Эллиот проявил к Бонни еще меньше интереса, чем к Роберте. Айрин представила Бонни Солу и Минне, хотя Бонни была уже с ними знакома. Бонни сказала Минне:

— Я так рада, что вам стало лучше.

Минна, которая, на взгляд Айрин, вела себя странно после болезни, ответила:

— Спасибо. Удивляюсь, что вы узнали о моей болезни. Вы, наверное, очень заняты сбором средств для предприятий Мейера.

Бонни как будто смутилась, но тут же справилась с собой:

— Мейер ужасно беспокоился.

Сол и Минна были глубоко тронуты этим сообщением. Беседа истощилась. Сейчас, пока они ждут возвращения Мейера и гонят от себя мысль, что хозяин невнимателен к ним, обязанность Айрин — продлить споткнувшуюся беседу. К общему облегчению, Бонни говорит:

— Айрин, можно поговорить с вами минутку? Наедине?

Айрин виновато оглядывается на других гостей. Может, им будет комфортнее, когда она отойдет.

Айрин надеется, что Бонни хочет поведать что-то интимное или скандальное, — Бонни уводит ее в другой конец комнаты к роялю, и Айрин не может не восхититься еще раз наброшенной на него шалью — реликвией племени кочевых эфиопских евреев. Этот сувенир привезен из путешествия, знак благодарности Мейеру.

Когда им предлагают поднос с напитками, Бонни меняет свой пустой бокал на полный, так стремительно подавшись к официанту, что он теряет равновесие и чуть не происходит вторая авария за вечер. Айрин уже готова ответить на любой вопрос Бонни.

Айрин сочувствует Бонни, самостоятельно воспитывающей двух мальчиков; но ей мешают некая гордость и тщеславие, угадываемые под внешней скромностью Бонни. Гордость — от того, что живет монашенкой, предположительно ради мальчиков, и тщеславие, с каким она носит мантию добродетели, облекшую ее, как ей представляется, благодаря тому, что она работает у Мейера. А он добродетелен сейчас настолько, что удалился с нацистом, предоставив жене разбираться с тем, за что Бонни заранее хочет просить прощения. Бонни с ее достойным восхищения, но жалостным стремлением быть хорошей и делать добро, напоминает ту простушку ^[36] из «Миддлмарча», которого обсуждали в книжном клубе Айрин.

— Это моя оплошность, — говорит Бонни. — Исключительно моя вина.

— Что же это такое страшное? — спрашивает Айрин. Еще Бонни напоминает ей женщину, с которой она однажды виделась, бледную девицу, оказавшуюся бывшей любовницей Мейера. Когда Айрин спросила Мейера, как он мог счесть эту женщину привлекательной, он сказал: неприкаянная. В неприкаянности есть что-то привлекательное. Это качество Айрин никогда не считала составляющей привлекательности. Да, а что касается тщеславия… Айрин, конечно, может ошибаться, но, кажется, Бонни мелировала волосы. Когда только она выкроила время? В обеденный перерыв, может быть. И для кого это сделано? Не для скинхеда же. Или для?

— Могло произойти ужасное, — говорит Бонни. — Винсент… Для бывшего нациста, Айрин, у этого молодого человека масса проблем…

— Проблема донести бокал до рта.

Бонни пытается засмеяться.

— Айрин, — говорит она, — это серьезно.

У Бонни все серьезно. Секс, вероятно, — серьезно, из-за чего, вероятно, и муж перебежал к двукратной вдове. Айрин не может понять, смотрит Бонни из-за толстых очков ей в глаза или просто пытается разглядеть, не сделала ли Айрин подтяжку с тех пор, как Бонни видела ее в последний раз.

Если бы Бонни и ее коллеги знали, что на эти процедуры она идет по желанию Мейера. Нет, он этого никогда не признает. Он даже смеется над женщинами (такими женщинами, как Айрин!), бегающими к дорогим волшебникам-косметологам. Но она видит это по его лицу, по тонко скрываемой неприязни к каждой новой морщинке и обвислости. А учитывая, что вытворяют другие мужчины — президенты, которые позволяют стажеркам делать им минет, авторитетные хирурги, которые расчленяют своих любовниц и сбрасывают с вертолета, — можно ли упрекнуть поборника мира и героя Холокоста за то, что он хочет спать со своей женой? Только без мешков под глазами. Но пока что Айрин должна изображать, будто она делала подтяжку, хотя на самом деле не делала и не будет делать, пока думает, что этого хочет Мейер.