Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 80

Даже прагматичный Альфонс согласился, что «отождествлять себя с политическим поступком, который пусть и удобен, но и не справедлив, и не беспристрастен, значит приносить доброе имя в жертву наживе и возбуждать против итальянских евреев все средневековые страсти».

Римское препятствие оказалось непреодолимым. Возобновление переговоров с «Креди фонсье» и правительством Раттацци о прямом займе в размере 100–120 млн лир в июле 1867 г. окончилось неудачей из-за возобновления конфликта осенью того же года. В духе настоящей оперы-буфф Раттацци призывал Гарибальди предпринять второй поход на Рим, затем приказал арестовать его, а затем подал в отставку, когда французы отправили в Рим новые войска. Позже Гарибальди бежал из ссылки на острове Капрера, однако оказалось, что население Рима настроено равнодушно, а итальянская регулярная армия перешла на сторону французов: его добровольцы потерпели поражение в битве при Ментане, совсем как при Аспромонте за пять лет до того.

После такого фиаско, которое моментально приблизило призрак войны между Францией и Италией, на поверхность вновь всплыл вопрос о церковных землях, но Джеймс и Альфонс в очередной раз отказались принять участие в операции, к явной досаде лондонских партнеров. Как обычно, за их сдержанностью скрывались причины делового свойства: разговоры о налоге на итальянские рентные бумаги раздражали Джеймса, как и все более независимый стиль переговоров «Креди фонсье». Но по сути решающим стал религиозный вопрос. «Мы в католической стране, — сокрушенно говорил Альфонс, — и невозможно идти против религиозных предрассудков страны, где живешь, особенно если сам принадлежишь к другой вере». Нат с ним соглашался: «…заниматься церковными делами будет очень трудно для нашего Парижского дома». «Духовенство, — уверял он, — разорвет нас в клочья, если сможет, и ничто на свете не сделает нас более непопулярными. Вот мое мнение: будь там какая угодно прибыль, искренне надеюсь, что мы не будем иметь к делу никакого отношения» ^[71]. Альфонс многозначительно напоминал лондонским кузенам, что в «почти аналогичных обстоятельствах» они «отказались заниматься русским займом из-за либеральных настроений в Англии, где в те дни все открыто поддерживали Польшу против России». Более того, теперь надо было учитывать добавочные политические осложнения французского присутствия в Риме. В феврале и марте 1868 г. Альфонс и Джеймс часто советовались с Наполеоном и Руэром, которые видели взаимопонимание в римском вопросе предварительным условием любого займа Италии. Прийти к такому взаимопониманию так и не удалось.

Неудачные переговоры 1867–1869 гг. стали переломным моментом в истории Ротшильдов в Италии — еще больше, чем закрытие Неаполитанского дома в 1863 г. Майер Карл сокрушался: «…очень жаль, что… такое выгодное дело достанется нашим врагам и тем, кто постоянно выступает против нас». Правда, за церковные земли удалось выручить меньше денег, чем рассчитывали: главной целью продажи стало понижение цены на итальянскую землю. А Ротшильды по-прежнему оставались главной силой в управлении итальянским внешним долгом до 1880-х гг.: в 1861–1882 гг. свыше 70 % процентных выплат по рентным бумагам, которые находились во владении иностранцев, проходило через дома Ротшильдов. Кроме того, именно к Лондонскому дому итальянское правительство в 1880–1881 гг. обратилось за стабилизационным займом в 644 млн лир, когда было решено возобновить платеж звонкой монетой. Правда, Альфонс никогда не обладал тем влиянием на правительства Италии, каким обладал Джеймс в 1850-е — 1860-е гг.

С точки зрения французской дипломатии трудности, которые влекла за собой продажа итальянских церковных земель, были более зловещими. «Римская головоломка» не только препятствовала участию Ротшильдов в продаже церковных земель; она также фактически исключила возможность антипрусского союза Франции и Италии. Всякий раз, как французские Ротшильды отказывались иметь дело с церковными землями, на их место заступали немецкие банкиры — Эрлангер, Оппенгейм, Ганземан и Бляйхрёдер.

Еще одним признаком угасания влияния французского капитала в Италии была постепенная дезинтеграция одного из тех творений Джеймса, которыми он больше всего гордился: Южно-австрийской Ломбардо-венецианской и центральной железнодорожной компании. По сравнению с Сарагосской железной дорогой Ломбардская могла считаться историей успеха: компания аккуратно выплачивала дивиденды своим акционерам. Ее будущее также виделось в розовом цвете: австрийский перевал Бреннер открыли для железнодорожного сообщения в 1867 г., а в 1871 г. открыли туннель Фрежюс, после чего время в пути между Италией и Францией резко сократилось. Когда английские Ротшильды путешествовали по Ломбардской железной дороге, новшества произвели на них большое впечатление. Более того, казалось, нет причин, по которым Ломбардской компании не следует и дальше расширять географический охват. В 1867 г. она обеспечила за собой контроль над рядом римских линий за скромный краткосрочный заем в 11 млн лир, предоставленный итальянскому правительству. Через два года, после разговоров о расширении ее сети на Балканы и в сторону Константинополя, облигации компании резко взлетели в цене.

Однако существовали и явные проблемы. Натти и его дядя Энтони жаловались на раздутые штаты в итальянской части ветки. Что еще серьезнее, финансовые аппетиты компании казались ненасытными. Компания поглощала огромные денежные суммы, даже после государственных субсидий. По данным Гилле, в 1864–1870 гг. Французский дом выделил компании свыше 5 млн ф. ст., и с каждым годом денег требовалось все больше. Судя по данным Айера, Лондонский дом в 1866–1871 гг. выпустил облигации Ломбардской железной дороги номинальной стоимостью в 24,6 млн ф. ст. Выпускная цена этих облигаций весьма красноречива: в первом выпуске 1866 г. цена составляла 93 % от номинала; дальнейшие выпуски в том же году шли в среднем по цене в 79; в 1871 г. цена опустилась до 43. Только в 1874 г. Лондонский дом перечислил на счет компании 893 тысячи ф. ст. В 1860-е гг. кризисы неплатежей происходили почти ежегодно. Естественно, финансовая слабость компании не позволяла ее мажоритарным акционерам употреблять столько политического влияния, как в прошлом. Растянутая вдоль австро-итальянской границы, регулярно выплачивавшая значительные суммы правительствам по обе стороны границы, когда-то линия давала Джеймсу реальное политическое влияние. К концу 1860-х гг. это перестало быть актуальным. Еще можно было играть в старую игру, предоставляя краткосрочные займы правительству; однако различные государства все больше диктовали компании свои правила.

Так, в 1868 г. итальянское правительство, рассматривая программу сокращения расходов, угрожало урезать субсидии железным дорогам, а через два года предложило ввести налог, который, как боялся Альфонс, поглотит все прибыли от итальянской стороны железной дороги ^[72]. Тем временем австрийское правительство пыталось заставить компанию построить важную с политической точки зрения, но нерентабельную ветку в Тироле. Желание правительства Пруссии проложить альтернативную ветку из Германии в Италию через Сен-Готардский перевал вызвало смятение в рядах Ротшильдов. Майер Карл голосовал против предложенной субсидии, но его осудили родственники, которые надеялись, что новая линия повысит цены на облигации Ломбардской линии. Сходные разногласия наблюдались, когда австрийское правительство объявило о своей готовности отделить финансирование австрийской железной дороги Зюдбан от менее рентабельной итальянской железнодорожной сети, которое до того, начиная с 1866 г., неоднократно откладывалось. Эпоха закончилась. В 1875 г. Ротшильды продали итальянскую железную дорогу правительству Италии за 750 млн франков (30 млн ф. ст.); с тех пор итальянские железные дороги стали прерогативой итальянской политической элиты.