Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 167

Пусть и усеченная, роль Ротшильдов в финансировании Англо-бурской войны стала самым зловещим событием. Всего за десять лет до того, во время конверсии Гошена и кризиса Бэрингов, положение банкирского дома «Н. М. Ротшильд» казалось незыблемым. Теперь, на заре нового века, появились первые недвусмысленные признаки того, что господство Ротшильдов подходит к концу. Чувствовали ли это сами Ротшильды? Судя по одному красноречивому доказательству, возможно, чувствовали. В канун Нового года, в конце декабря 1900 г., состоялось, как записал в своем дневнике Эдуард Гамильтон, «сборище Ротшильдов в Ментморе, на котором провожали девятнадцатый век. Думаю, всего нас собралось 24 — Р. [Розбери] и 3 его незамужних дочери, Крузы, Натти и двое его сыновей, Лео с супругой и три их сына, Артур Сассун с супругой… После ужина Розбери предложил тост „за процветание Дома Ротшильдов“ в трогательной небольшой речи, которая вызвала слезы на глазах Натти и Лео».

История Европы в 1870–1914 гг. часто представлялась в свете соперничества империй, которое привело к образованию противопоставленных друг другу альянсов и в конечном счете к гибельной войне. Однако есть основания скептически относиться к подобной трактовке. Империализм неизбежно мог породить лишь войну между Великобританией и Россией, которая не началась ни в 1870-е, ни в 1880-е гг.; или войну между Великобританией и Францией, которая не началась ни в 1880-е, ни в 1890-е гг. В конце концов, три великие державы были истинными империями-соперницами, которые постоянно конфликтовали друг с другом повсюду, от Константинополя до Кабула (в случае Великобритании и России) и от Судана до Сиама (в случае Великобритании и Франции). Мало кто из современников мог предвидеть, что в конце концов три эти державы станут воевать на одной стороне.

Не следует и считать, что имелись непреодолимые силы, порождавшие в конечном счете летальный «англо-германский антагонизм». Более того, с точки зрения Ротшильдов, противоположный исход казался не только желательным, но и возможным: англо-германское взаимопонимание (если не откровенный союз) казалось логическим ответом на имперские разногласия Великобритании, Франции и России. Историк часто испытывает сильное искушение снисходительно отнестись к неудачным дипломатическим инициативам, стараясь доказать, что по-другому и быть не могло. Такого снисходительного отношения часто удостаивались попытки наладить некоторое взаимопонимание между Великобританией и Германией перед началом Первой мировой войны. То, что Альфред де Ротшильд играл такую важную роль в попытке организовать англо-германский альянс, лишь укрепило многих во мнении, что из его плана ничего не выйдет. Альфред, как известно, не пользовался слишком большой популярностью, и его репутация дилетанта привела позднейших биографов к выводу, что всем его начинаниям недоставало серьезности. Похоже, он действительно верил, будто союз может возникнуть «при помощи простой уловки, если пригласить к ужину Чемберлена и Хатцфельдта (или Экардштайна)». Роль барона Герана фон Экардштайна, первого секретаря посольства Германии, историки также склонны недооценивать после пренебрежительных замечаний таких современников, как Эдуард Гамильтон, который называл его «своего рода неофициальным посредником в англо-германских делах, мальчиком на побегушках у компании Ротшильдов». В лучшем случае замысел англо-германского альянса видели слишком привлекательным для банкиров лондонского Сити, особенно для банкиров немецкого и еврейского происхождения — германофобы того времени не скрывали своих взглядов.

И окончательное скатывание отношений Великобритании и Германии в катастрофическую войну 1914–1918 гг. не следует задним числом считать «предрешенным». Во многом доводы в пользу какого-то взаимопонимания, если не полного союза, основывались на общих международных интересах. Мы не собираемся оживлять старый довод о якобы «упущенных возможностях» в англо-германских отношениях, благодаря которым можно было бы избежать бойни, — подобные представления слишком часто основаны на мысли о том, что в неудаче англо-германского союза повинны многие случайности и она не была предрешенным исходом, — чего нельзя сказать обо всех дипломатических комбинациях периода до 1914 г.

После оккупации Египта Великобритания оказывалась в дипломатически невыгодном положении всякий раз, когда пыталась сдержать такую же экспансию держав-соперниц. В одном случае, с Германией, никаких попыток сдерживания не было; но с Россией и Францией британская дипломатия оказалась менее податливой.

По словам канцлера Германии, его карта Африки подчинялась его карте Европы; тем не менее, как его сын говорил Гладстону, ему нравилось делать вид, будто «нет и не может быть ссоры из-за Египта, если колониальные вопросы решаются полюбовно». В сентябре 1886 г. Натти передал сообщение в том же духе от посла Германии графа Пауля фон Хатцфельдта Рэндольфу Черчиллю. Очевидным местом реализации колониальных амбиций была Африка к югу от Сахары, где бельгийский король Леопольд II, организовавший под своим председательством Международную ассоциацию для исследования и цивилизации Центральной Африки, установил контроль над огромной территорией, получившей название Свободного государства Конго. Территория стала по сути его «частным предприятием». И хотя британские владения находились дальше к югу, казалось благоразумным учредить в регионе нечто вроде непрямого стратегического плацдарма. С этой целью Англия положительно отнеслась к требованию Португалии предоставить ей часть территории Нижнего Конго. Из-за того что Ротшильды тайно поощряли такие планы, они не хотели помогать Леопольду в его деятельности. Начиная с 1884 г. Бисмарк использовал Египет как предлог для ряда дерзких вылазок в регион. Угрожая Великобритании франко-германской «Лигой нейтралитета» в Африке, Германия установила контроль над портом Ангра-Пекена в Юго-Западной Африке и потребовала себе всю территорию между Капской колонией и Португальской Западной Африкой. Великобритания в ответ попыталась умиротворить Германию, согласившись уступить ей Юго-Западную африканскую колонию, а также позволив сделать другие территориальные приобретения в Камеруне и Восточной Африке. Вопрос Занзибара, поднятый Хатцфельдтом в 1886 г., был типичным: у Германии не было в Занзибаре никаких серьезных экономических интересов (более того, она в 1890 г. обменяла его на небольшой архипелаг Гельголанд в Северном море). Тем не менее имело смысл требовать эту территорию, пока Великобританию смущало собственное положение в Египте.

Имелось по крайней мере два региона, где Россия могла на законных основаниях заявлять о сравнимых притязаниях: Центральная Азия и Балканы. Ни в одном случае Великобритания не имела заслуживающих доверия доводов «против». Вот почему Ротшильды склонны были поддерживать британскую политику примирения и уступок — несмотря на собственную растущую враждебность к антисемитскому царскому режиму.