Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 145

И все же продолжительные личные контакты не скрывали того, что в политике Ротшильды все больше отворачивались от курса Гладстона. Очевидно, такая перемена курса связана с уникальными личными отношениями, какие сложились у них с Дизраэли. В ранние годы Дизраэли изображал Ротшильдов в своих романах, привечал их в обществе и время от времени обращался к Лайонелу за подсказками относительно французских железнодорожных акций. Спекуляции оказались безуспешными, и финансы Дизраэли — запутанный клубок из долгов и выплат ростовщических процентов — в конце 1850-х гг. пришли в плачевное состояние. Следует подчеркнуть, что, вопреки ходившим тогда слухам, Ротшильды ему не помогали ^[180]. В 1862–1863 гг. один богатый йоркширский землевладелец по имени Эндрю Монтэгю предложил выкупить все долги Дизраэли под залог Хагендена в размере 57 тысяч ф. ст. под 3 %, что значительно сократило ежегодные расходы Дизраэли. Вскоре после того он унаследовал 30 тысяч ф. ст. от миссис Бриджес Уильямс, одной из многочисленных своих пожилых поклонниц, чью привязанность он так мастерски умел завоевывать; кроме того, около 20 тысяч ф. ст. он заработал на продаже своих романов. После смерти Дизраэли утверждалось, что Ротшильды выплатили залог за Хагенден до того, как поместье унаследовал его племянник Конингсби, но у них не было на то очевидных причин.

Вначале Ротшильды относились к Дизраэли с долей презрения, не в последнюю очередь из-за его идиосинкразии к вере своих отцов. К 1860-м гг., однако, его политическое положение оказалось настолько высоким, что неуважение сменилось восхищением. В годы избирательной реформы Шарлотта в своих письмах неоднократно отдает дань его политическим способностям. Она называет Дизраэли «очень милым». В типичном письме от 1866 г. она пишет: «[Мы с папой] слушали его с сильным восхищением… Слушать его было настоящим удовольствием, и даже присутствие миссис Дизраэли не способно было испортить радости». И Лайонел все теплее относился к Дизраэли, чем выше тот взбирался по политической лестнице. Во время дебатов об избирательной реформе в 1867 г. они особенно сблизились; регулярно ужинали вместе после того, как заканчивались заседания палаты, и обменивались важными новостями. Тон их писем позволяет сделать вывод о почти полном отсутствии политических трений: Дизраэли определенно не относился к Лайонелу так, как канцлеру казначейства следовало относиться к члену парламента от оппозиции. Впрочем, замечания Лайонела о политике в сохранившихся письмах настолько нейтральны, что, в отсутствие других доказательств, трудно было бы понять, к какой партии он принадлежал. Лишь иногда Дизраэли вел себя уклончиво. Например, в августе 1867 г. он «заехал после заседания кабинета в субботу, но, — как разочарованно отмечала Шарлотта, — как бы папа ни старался, он не мог проникнуть за его маску официальной сдержанности… он не сказал папе ни слова, и судьба избирательной реформы в тумане». Смелое руководство Дизраэли в тот период произвело сильное впечатление и на Майера, и на его племянника Натти.

Когда Дизраэли, наконец, добился давно желанного поста премьера, Мэри Энн сразу же сообщила об этом Ротшильдам, и французские Ротшильды в письмах выражали свою радость за успех «выдающегося человека». Хотя они были реалистами и понимали, как малы шансы на выживание у администрации меньшинства, Лайонел критически отнесся к нападкам Делана на нового премьер-министра в «Таймс». Дизраэли, со своей стороны, был предельно откровенен с Лайонелом по поводу того, кого он намеревался включить в состав правительства, хотя и продолжал держать его в неведении относительно своей законодательной программы. По вопросу о церкви Ирландии Лайонел заметил в марте 1868 г.: «Надеюсь, у него нет идей фикс и, подобно избирательной реформе, он будет действовать применительно к обстоятельствам». «Никто не знает, — добавил он два дня спустя, — на что пойдет Диз, чтобы удержаться на вершине дерева». Похоже, в то время Лайонел активно помогал Дизраэли в его усилиях, «сливая» информацию о намерениях оппозиции. «Вчера Дизы были нашими единственными гостями, — писал он жене 9 марта. — Он говорил немного и интересовался всеми отчетами. Когда я предупредил, что, по их [его либеральных источников] сведениям, многие его сторонники будут против него в… ирландском вопросе, он ответил: что бы он ни предложил, его поддержат все. Я рекомендовал ему устроить несколько хороших званых ужинов». И в 1868 г., когда Дизраэли потерпел поражение на выборах, Лайонел по-прежнему поддерживал его: «Вы играете такую выдающуюся роль в… великой парламентской битве, — писал он в марте следующего года, — и если даже ход событий ненадолго принял другой оборот, все обернется для вас удачной возможностью продемонстрировать… силу вашего красноречия и таланта… позвольте заметить, что мы всегда будем радоваться вашему успеху… мы очень благодарны вам за те дружеские чувства, которые вы при каждой возможности нам выказывали». Символично, что он назвал скаковую лошадь в честь персонажа романа Дизраэли «Лотарь», который тот быстро написал после поражения, а Энтони послал Дизраэли «батальон фазанов и несколько зайцев».

Их отношения продолжались в таких же условиях, пока Дизраэли находился в оппозиции. В 1870 г. Дизраэли приглашали в дом 148 по Пикадилли по меньшей мере три раза, и кроме того, они неоднократно встречались в обществе. Дизраэли высказал критические соображения по поводу одной из книг Констанс; Альфред предложил ему пожить в их лондонском доме, когда его жилье на время оказалось недоступным. «Пожалуйста, согласитесь провести какое-то время под нашей крышей, — писала Шарлотта из Ганнерсбери в сентябре 1873 г. — Чем раньше вы приедете и чем позже останетесь после 1 октября, когда у нас Великий пост и Судный день, тем лучше; мы все будем рады и испытаем большую благодарность». В дополнение к гостеприимству Лайонел всегда предлагал Дизраэли ценные новости с другой стороны политического фронта: важные сведения об очередном законопроекте, предложенном либералами, или тему передовой статьи в «Таймс». «Барон Ротшильд… либерал, — объяснял Дизраэли в разговоре с лордом Брэдфордом, — и… знает все». Вот почему в 1874 г., когда Дизраэли вернулся во власть, либералы боялись, что он опередит их, даровав Лайонелу титул пэра.

Однако близость дружбы Дизраэли и Ротшильдов в те годы не следует преувеличивать. Заманчиво (хотя не совсем точно) полагать, что с ним обращались как с членом семьи, особенно после смерти его жены Мэри Энн в 1872 г. Именно Дизраэли в 1878 г. выдавал Ханну замуж, когда она выходила за Розбери; а когда премьер-министр в декабре того же года составил завещание, он назвал Натти одним из своих душеприказчиков вместе со своим поверенным сэром Филипом Роузом. После смерти Лайонела в июне следующего года его сыновья в ответ на письмо с соболезнованиями от Дизраэли написали, что их отец «видел в вас своего ближайшего друга». Трудно представить человека, который был бы ближе к нему в последние годы.

Сыновья Лайонела также тяготели к «биконсфилдизму», хотя, как и Лайонел, они оставались депутатами от Либеральной партии. В 1878 г., когда в палате общин поставили на голосование «шовинистическую» политику Дизраэли по восточному вопросу, руководство Либеральной партии не рассчитывало на поддержку Натти. Верный помощник Гладстона сэр Уильям Харкорт предположил, что, как и многие другие «коммерсанты… которые считают, что их денежным интересам сильно повредит нынешнее положение дел», Ротшильды «стали отъявленными тори». Как и предвидел Харкорт, Натти пошел вразрез с официальной линией партии, которая предпочла воздержаться от голосования, когда правительство в феврале стремилось получить срочные кредиты. То же самое повторилось два месяца спустя, когда сэр Уилфрид Лоусон пытался провести поправку, запрещающую заимствования из резервов в апреле. В обоих случаях Натти голосовал вместе с правительством. Кроме того, он высказался против двух резолюций лорда Хартингтона по передвижениям индийских войск (23 мая) и Берлинскому договору (2 августа). Иногда считают, что в то время Ротшильды и другие богатые евреи очутились на перепутье: их верность либерализму, выкованная в ходе продолжительной кампании за еврейскую эмансипацию, наконец уступила соблазнам империализма дизраэлевского толка. Точнее будеть рассматривать их позицию как первый открытый шаг в сторону от гладстоновского либерализма, сделанный группой вигов-аристократов и представителей сельских землевладельцев в количестве около сорока человек.