Валериан бродил по зале. Он так и не приучился к картам. Для азартной игры ему недоставало слепой веры в удачу, для коммерческой — привычки скрупулёзно рассчитывать сложные комбинации. Иногда он садился за стол, если нужно было составить компанию, играл, проигрывал, расплачивался с лёгким сердцем, искренне недоумевая, как способен тот же Карганов помнить наизусть всю колоду — и те карты, что вышли, и те, что оставались ещё в игре; купец, кажется, доподлинно знал даже комбинации на руках у каждого игрока, хотя никто не подозревал его в нечестных приёмах. Ну, усмехался Валериан про себя, наверное, так же он вёл свои купеческие дела, не доверяя приказчикам, твёрдо зная, сколько штук китайского шёлка хранится на его складе.
А Софья играла с удовольствием и успехом. Сейчас она, на глазах у Валериана, освободилась от скучной собеседницы, жены одного из чиновников, дамы, высохшей под карабахским солнцем почти до костей; подошла к столу, поговорила с играющими, и тут же юркий Иван Христофорович вскочил, освобождая ей место. Валериан подозвал слугу, объяснил, какого вина ещё принести гостям, тем, кому Аллах ещё не успел запретить невинное удовольствие, а после, обернувшись, увидел Карганова, что смиренно дожидался, пока князь разрешит к нему обратиться.
— Проигрались, Карганов?
— Что вы, ваше сиятельство, разве бы я посмел княгиню приглашать на такое место? Пока всё хорошо, и Софья Александровна тоже игрок не из худших. Ну а если фортуна повернётся вдруг к нам, как говорится, спиной, то уж как-нибудь расплатимся за удовольствие.
Валериан как бы нехотя, с ленцой направился к окну, выходившему в сад и распахнутому настежь. Кивком показал Карганову двигаться следом.
— Вы недавно из Шемахи. Какие новости привезли?
— Всё спокойно, ваше сиятельство. Мустафа по-прежнему в Персии. Камбай-бек сторожит его у Аракса.
Камбай-бек, отважный и умный воин, вёл ширванские сотни, когда отряд Мадатова шёл на Казикумух.
— А здесь, в Шуше, кажется не спокойно.
— Что такое?
— Люди недовольны нынешним ханом. Говорят — он только кутит да распутничает. Тратит силы на охоту да женщин. Злые языки утверждают, что он проводит больше времени на тахте, чем в диване
[53].
— Кто говорит?
— Я слышал подобное сам от Джафара-аги.
Валериан, до сих пор глядевший на ночной сад, обернулся к Карганову. Лицо купца изображало совершеннейшую почтительность и внимание.
— Кто ещё это слышал?
— Адигезаль-бек, господин пристав... Да многие слышали. Джафар-бек неосторожен и пылок.
— Плохо, когда наследник произносит такие слова прилюдно.
— Он ещё слишком молод для своего возраста. Но многие в городе хотели бы втайне видеть Джафара в ханском дворце.
— Дворец разрушен.
— И это ставят в вину Мехти-кули-хану. Люди надеются, что новый энергичный правитель сумеет восстановить его былое величие.
— Лишние речи, опасные речи. Слышал ли их сам Мехти-хан?
— Меня не зовут на совет. Что думает хан, надобно спросить Адигезаль-бека.
— Позови.
Карганов, кланяясь, отступил и заторопился к столу. Какое-то время он наблюдал за игрой, а потом Мирза пригласил его на своё место. Сам же прогулялся по зале, делая вид, что слушает музыку — двух скрипачей и одного умельца извлекать звуки из натянутой кожи, поглядел на танцующих — их было не меньше десятка, взял тяжёлую кисть винограда с ближайшего блюда и, с удовольствием кидая в рот чёрные сладкие ягоды, подошёл, как бы невзначай, к князю.
— Какая ночь, ваше сиятельство! Какие звёзды! А листья — словно бы вырезаны в бархате.
— Скажите об этом княгине. Она любит поэзию.
— А что ценит генерал-майор князь Мадатов?
— Точность и послушание... Что знает Мехти-кули-хан о наследнике?
— Что его надобно опасаться.
— Насколько он боится Джафара?
— Настолько, что хотел бы более не видеть его и вовсе.
— Уверены?
— Я слышал сам, как его величество произносил такое желание вслух.
Валериан подумал, что под правлением русских даже карабахские политики забыли об осторожности. Но, разумеется, сохранил эту мысль при себе.
— Кто ещё слышал?
— Те, кто хотели бы угодить карабахскому хану.
— То есть жизнь Джафара-аги в опасности?
Адигезаль-бек выдержал паузу, а потом всё же признал неизбежное:
— Боюсь, что именно так, ваше сиятельство.
— Надо предупредить наследника.
— С ним уже говорили, но он отважен и беззаботен.
— Тогда я поговорю с приставом.
Адигезаль-бек поклонился:
— Все, кто ценит спокойствие, будут весьма признательны распорядительности вашего сиятельства...
В конце вечера, когда последние гости уже покидали дом правителя, Валериан ухватил пристава под локоть и отвёл в сторону. Непейцын был раздражён проигрышем, но послушно пошёл за князем.
— Никифор Максимович, у меня есть точные сведения, что Джафару-аге угрожает опасность.
— Джафарке-то? А как же! Либо медведь заломает, либо муж какой подстережёт в закоулке.
Валериан сузил глаза и, не повышая голос, заговорил резким, почти ледяным тоном:
— Господин пристав! Довожу до вашего сведения, что на наследника карабахского хана готовится покушение. Приказываю вам принять все необходимые меры, чтобы сохранить жизнь и здоровье Джафара-аги.
Непейцын, будто бы его перетянули через лицо плетью, качнулся назад, но тут же выправился и стал смирно.
— Будет исполнено, ваше сиятельство! Сей же час отряжу людей для охраны.
— Только так, чтобы сам Джафар ничего не заметил.
— Есть у меня такие умельцы. В воздухе растворяются, словно тени. Сам иногда отыскать не могу. Знаю, что за спиной, а вот ухватить невозможно.
— Вот и распорядитесь. Немедленно! И обо всех происшествиях докладывать лично мне без отсрочки!..
Слуга разбудил его ещё затемно. Валериан накинул халат и вышел в приёмную, где стоял, не решаясь присесть, Непейцын. Шандалы, стоявшие на столе в приёмной, освещали его только до середины широкой груди; лицо оставалось в тени.
— Ваше сиятельство! — вытянулся он, завидев Мадатова. — Виноват, каюсь! Не уследили.
— Убит?
— Слава Господу, нет! Только ранен. Он ведь как вышел от вас, не к себе домой повернул, а налево, вниз. И начал кружить да накручивать. Мои его вели осторожно, а Джафарка прокрался в один дом, где хозяином...