Время героев - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Соболь cтр.№ 40

На выходе из ущелья их встречало солнце, что успело вскарабкаться почти что в зенит, а также ветер, потерявший, впрочем, почти половину силы и желания мучить пришельцев. А также глазам Новицкого открылся такой же ширины и крутизны склон, как и тот, по которому они карабкались на перевал. Белое полотно уходило вниз версты на полторы, хотя Новицкий уже слабо доверял собственным оценкам высоты и длины.

Но слева, из-за щербатого ребра вершины, которую им удалось обойти, Сергею вдруг открылся вид грозный и притягательный. Кавказский хребет тянулся там, уходя на северо-запад, громоздя пики на пики, протягивая хребты параллельными линиями. Сверху на горы нахлобучены были снеговые папахи, но рёбра были черны и угрюмы, как контрфорсы крепостных башен. Мощной крепостью вдруг увиделся Новицкому Кавказский хребет, страшное, холодное место, куда, возможно, и незачем было приходить людям с равнин Севера. Сложное чувство вины, опасности, сожаления толкнулось вдруг Новицкому в сердце, но тут же пропало, когда Семён тронул его за плечо.

— Пойдём, Александрыч, вниз. Теперь уже больше на пятки всё налегай. Да старайся не отставать. Видишь, партия там внизу собралась.

Взгляд Новицкого пролетел встревоженно склон и остановился, замедлившись, когда гора выположилась в овальную долину, что сворачивала направо и скрывалась от глаз за скалами. В ближайшей к ним части он видел синее блюдце, вокруг которого ползали точки вроде жуков или же муравьёв.

— Озеро там в горах. Вот они и запасают воду на переход. Нас, поди, тоже увидели. Значит, вверх пока не пойдут, подождут, пока спустимся. Тут тебе, брат, и первая проверочка будет. Ну да не робей — отобьёмся, ежели что...

Спуск оказался немногим проще, чем подъём. Также Мухетдин с братьями пробивали тропу в глубоком снегу, уже успевшем раскиснуть, поплавиться под солнечными лучами. Атарщиков также вёл лошадей, дрожащих от усталости и приседающих на задние ноги. И Сергей точно так же, как с другой стороны хребта, тащился далеко позади; так же он пыхтел, ругая себя «тюфяком», «бабой», старательно упирался пятками, как подсказал ему на перевале Семён, но опять отстал безнадёжно; дистанция до хвоста вьючной лошади, что шла в караване последней, становилась всё больше и больше.

То и дело Сергей останавливался, хватал пригоршню зернистого снега, тискал её, уминал в плотный, леденистый комок, лизал жадно, только лизал, вспоминая запрет Атарщикова, и обтирал лицо, вспотевшее от напряжения. Передыхая, он озирался по сторонам, вбирая в себя чудеса незнакомого ему мира.

Солнце висело над головой, освещая ровным и жёстким светом склон, по которому они пробирались: огромное белое полотно, раскинувшееся примерно на полверсты в обе стороны и более чем на две версты вниз. Дальше поверхность начинала уже выполаживаться, суживаться, белый цвет переходил в серый, иногда прерываясь чёрным, а дальше, много дальше, там, где долина поворачивала направо, скрываясь за скалистым отрогом, Новицкому показалось, что он видит уже и вкрапления тёмно-зелёного. Но пока вокруг него переливался, искрился всё тот снег, сотнями мелких иголочек ударяя в зрачки. Утром перед выходом все они зачернили веки, лоб, щёки, старательно втирая в кожу тёплую золу, оставшуюся на месте небольшого костра. Но несмотря на предосторожности смотреть по сторонам Новицкому было больно. А не смотреть он не мог.

Ещё на той стороне, в начале подъёма у него вдруг появилось ощущение, что он, живой, смертный, не слишком благочестивый человек, даже, скорее, грешный, вдруг оказался — на небе. Горы стояли как облака, тяжёлые, чёрные, косматые, грозные — это он отметил ещё несколько лет назад, когда посреди ровной степи вдруг заметил впереди вершины и соединяющие их цепи. И это ощущение вспомнилось ему, как только он слез с седла и повёл мерина за собой в поводу. И с каждым шагом оно всё более укреплялось в его душе. Он то и дело видел себя со стороны — невзрачный, ничем не примечательный человек, которому выпала всё же судьба оторваться от земли, подняться выше, на самые облака. И даже податливость снега не раздражала его, потому как нельзя же было по небу идти как по привычной земной тверди: камням или убитой земле.

Проводники, и Атарщиков в том числе, представлялись ему небожителями, искусными путешественниками в облачных скоплениях — небоходами. Они и должны были двигаться много быстрее, а он даже не мог надеяться сравняться с ними в скорости и лёгкости шага и только вертел головой, надеясь унести вниз быстрые очерки чудесного мира.

Новицкий старался забрать с собой как можно больше в памяти, потому что делать заметки во время движения он не мог. Не то чтобы он уставал чрезмерно; даже так умотавшись, как сегодня под перевалом, он всё-таки способен был собраться и занести карандашом несколько строк в небольшую тетрадь, нарочно подготовленную им к путешествию. Описать впечатления, набросать схемы пути, проставить примерные высоты и расстояния. Но Атарщиков предупредил его задолго до выхода, что ему не следует писать на глазах даже Мухетдина с братьями. Горцы не любят тех, кто пишет или рисует. Они подозревают, что значки на бумаге — метки шайтана (местного дьявола), что художник намерен украсть душу у человека, дерева, озера или горы. Духи могут возмутиться, могут столкнуть в пропасть тело, оставшееся бездушным, уронить, обрушить склон, осушить чашу горного озера. Потому-то Сергею приходилось разбивать мозг на полочки, уставленные короткими, узкими ящиками, в которые он и складывал до поры до времени цифры и впечатления. Каждый ящичек запирался своим ключом, а на дверце ставилась специальная метка. После, вечером, отойдя в сторону, Новицкий мог также одним внутренним усилием открывать ячейки памяти одну за другой и переносить их содержимое в тетрадь специальным шифром. Такому методу обучил его Артемий Прокофьевич, ещё несколько лет назад в Петербурге.

Неожиданно Сергей увидел, что нагоняет Семёна. Но не он побежал быстрее, а казак замедлил шаги, и, когда Новицкий подошёл вплотную, Атарщиков окликнул его:

— Берись за конец, Александрыч. Негоже тебе отставать. Ты теперь Измаил, абадзех, ворк Джембулата Кучукова с верховьев Зеленчука. Поссорился с князем, бежал к русским. Там не ужился, убил офицера, снова ушёл скитаться. Теперь хочешь узнать — не найдётся ли тебе место в этих горах. Держись смелее, отвечай коротко, смотри прямо. Пусть они тебя опасаются.

В нескольких словах казак напомнил Новицкому историю, которую они оба выдумали заранее. Видимо, опасался, что тяжёлый переход выбьет её из головы спутника. Сергей подобрал свободный конец верёвки, которой были связаны лошади, развернул плечи, выпрямил спину и пошёл, пошёл, сильно всаживая пятки в рыхлую, неровную поверхность тропы, пробитой проводниками.

Трое конных ждали их у ближнего конца озера, там, где кончался, истончался, истаивал последний снежный язык. Не доходя саженей двухсот, Мухетдин остановился. Они разобрали лошадей, поднялись в сёдла и пошли шагом: впереди Мухетдин с Беталом, за ними Атарщиков и Новицкий — сиречь Измаил. Темир с вьючной лошадью замыкал группу. Сергею показалось странным, что партия, идущая им навстречу, так немногочисленна. Сверху он насчитал людей у озера едва ли не вдвое больше. Он хотел спросить Атарщикова, но казак опередил, шепнув несколько слов по-черкесски: