Черный гусар - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Соболь cтр.№ 64

Перед штабом их уже ждали. Мадатов подал сигнал гусарам остановиться и разомкнуть строй. Один взвод спешился и принял лошадей у турок. Те же, лишь оказавшись на земле, сразу пошли вперёд. Валериану показалось, что их поддерживает одно движение, стоит им стать на месте, и они тут же рухнут.

Дежурный генерал отсалютовал парламентёрам и повёл делегацию к главнокомандующему. Кутузов принял их стоя. Генералы — Ланжерон, Воронцов, Эссен и другие — тоже стояли смирно.

Шедший первым высокий и стройный паша заговорил хрипло и отрывисто, будто бы каркая.

Штатский человек в тёмном вицмундире, почтительно наклонившись, слушал внимательно и спокойно.

— Трёхбунчужный паша Мехмет Чапан-оглу, — заговорил он, поворачиваясь к Кутузову, когда турок закончил. — Командующий лагерем великого визиря в его отсутствие сообщает генералу от инфантерии Кутузову о несчастном положении вверенной ему армии. Солдаты и офицеры совершенно лишены продовольствия. Восемь тысяч лошадей, слава и гордость турецкой конницы, за три месяца осады пали практически все... И были съедены... Все имевшиеся палатки пошли на топливо для костров... Янычары, сипахи, солдаты корпуса низами-джадид ютятся в ямах, словно животные, и питаются вырытыми кореньями... Ядра русской артиллерии не уносят столько жизней, сколько вырывают болезни... Каждый день умирает несколько сот человек, а живые не имеют более сил похоронить достойно своих товарищей... Трёхбунчужный паша Чапан-оглу обращается к милосердию русского главнокомандующего...

Паша слушал русского переводчика, всё более и более раскачиваясь. Измождённое его тело словно бы колыхалось лёгким ветерком, тянувшим от окна, раскрытого в сад.

Когда Артемий Прокофьевич замолчал, Кутузов прикрыл глаз и выдержал паузу.

— Я... — начал он, наконец. — Я потрясён мужеством славного Мехмета Чапан-оглу, его офицеров, его солдат. Я горжусь, что мне выпал случай сражаться с армией столь храброй и сведущей в искусстве потехи воинской. Случай доставил победу одной стороне. Случай мог повернуться лицом к другой... Врачи, которых я посылал к турецким солдатам, сообщали о страшном их положении... Поэтому нами решено было принять предложение великого визиря Ахмед-паши о перемирии... Поэтому я предлагаю паше Чапан-оглу вывести армию из лагеря, где уже сама местность, кажется, заражена всеми болезнями. Оружие и все предметы, относящиеся к делу ратному, остаются на месте. Русская армия берёт турецкую на сохранение и только лишь на время перемирия... Точные условия, очерёдность вывода войск славный Чапан-оглу может обсудить с генералом Эссеном спустя час. Пока же прошу воспользоваться нашим гостеприимством...

Когда турки вышли из комнаты, Кутузов опустился на стул:

— Не знаю... Не знаю я другой нации, что могла бы перенести такие страдания. Сколько же они вытерпели в осаде... Лошадиное мясо ели без всякой соли, а то ещё и сырое... Ямы в земле отрывали, только чтобы улечься, а многим и не проснуться... Триста умерших в день...

— Но Суворов же ещё говаривал — что их жалеть, они же все басурмане. — Ланжерон, изогнув губы в подобии улыбки, напомнил Кутузову его же слова, сказанные на поле под Рущуком.

— Покуда дерёмся — да. Когда опустили ружья, можно и пожалеть... Хотя, впрочем, и вы правы, граф. Своих беречь надобно куда больше. Поэтому и не шли на штурм лагеря, поэтому и ограничивались одной лишь бомбардировкой. Поэтому и помощь им придерживали, чтобы утомить поскорее... Теперь, что же, говорят — осталось в живых менее одной трети. Из сорока тысяч едва лишь двенадцать.

— Поздравляю вас, ваше сиятельство, с полной победой.

Кутузов махнул рукой: оставьте, мол, граф...

— Но это же совершенно известно, — настаивал Ланжерон. — Указ его величества о возведении вас в достоинство графа Российской империи уже составлен, подписан. Разве что ещё не доставлен в армию.

— Когда доставят, Александр Фёдорович, тогда и говорить будем. Жену я, впрочем, уже поздравил. Но нам с вами думать надлежит о другом. Победы полной я пока что никак не вижу. Да — левый берег теперь исключительно наш. Даже Измаил-бей ушёл обратно через реку. Но визирь в Шумле и ждёт подхода нового войска... Идти нам к нему? Сколько лет уже здесь воюем, пора бы, наверное, и понять — за Дунаем ничего полезного для нас нет!

Генералы задвигались, стали приближаться, будто бы надеясь возразить.

— Да, господа! — Кутузов опустил сжатый кулак на карту. — Булгария разорена войной совершенно. Мы же сами взорвали Никополь, Силистрию, Рущук, наконец Туртукай. По оставшимся селениям прокатывались то мы на юг, то турки на север. Потом снова мы, после обратно же турки... На сотню вёрст земля обнажена. Последних оставшихся жителей наши партии осенью загнали в Балканы. Чтобы снова двинуться к Шумле, надо сначала завести магазины. Где взять подводы? Откуда найти людей, чтобы охранять продовольствие?

— Можно... — начал было говорить Воронцов, но Кутузов оборвал его на полуслове:

— Времени нет, Михаил Семёнович. Из Петербурга торопят. Нужен твёрдый мир с Портой, потому что с запада угроза надвигается пострашнее. А на двух подобных противников нам сил больше не хватит. Да чтобы армию нам на тот берег перевести, какой же мост надо соорудить. Знаю, знаю, генерал, есть мост, построен был, но — неисправен. В две осени исправить его не смогли, почему думаете, что в эту удастся? Ближайшая диспозиция будет у нас, Александр Фёдорович, такова...

Граф Ланжерон выпрямился, всем видом показывая, что готов повиноваться приказу, даже такому, с которым и не согласен.

— Отряд генерала Маркова так за рекой и оставим. Несколько тысяч сможем довольствовать, а они там некоторыми диверсиями охладят пыл моего старинного друга. То же и дивизия Засса под Виддином. Пара стычек — и храбрый Измаил-бей до самой весны притихнет. Турок из лагеря визирского выведем в окрестные сёла и оставим там под малой охраной. Сейчас они совсем безопасны. Пока ещё отоспятся да отъедятся... Остальную армию отводим на винтерквартиры... Я уезжаю в Бухарест, туда приехал Галиб-эфенди, там ведутся переговоры, надо их подтолкнуть...

Турки шли из лагеря сплошной вереницей. Тощие, измождённые, едва ковыляя, еле переставляя не гнувшиеся, распухшие ноги. Специальные команды, отряжённые в помощь врачам, обходили лагерь, отыскивали «кротовые» норы, вырытые несчастными. Искали по виду, а пуще всего по запаху. Смрад шёл из каждого такого жилища, смрад стоял над лагерем бывшего войска, выдержавшего страшную трёхмесячную осаду, голод, холод, постоянную бомбардировку.

Три месяца — с августа почти по декабрь — русская артиллерия осыпала скованного неприятеля чугунными и каменными ядрами. Отвечать те не могли, поскольку пушки с собой перевезти не сумели, а оставшиеся на правом берегу захватила кавалерия Маркова. Говорили, впрочем, что последние недели турки вовсе не прятались, даже услышав прилетающие снаряды. Казалось, им лучше умереть быстрой смертью, чем ждать, пока прикончат голод, холод, дизентерия.