Времени спорить не оставалось, Мадатов только кивнул согласно и повернул вороного. Тот ещё немного упрямился, но в общем шёл довольно послушно. На дороге Валериан ещё сдерживал нового Проба, но от опушки пустил его совершенно свободно. И только надвинул кивер поглубже на голову, чтоб не снесло ветром.
Гусарские полки: Александрийский, Ольвиопольский, Гродненский, уланский Чугуевский, несколько казачьих — уже стояли в линию, развернув фронт к лесу. Мадатов заскакал на холм, где спокойно ждал его Кульнев.
— Что, нашумели, гусары?
— Напоролись, ваше превосходительство. Виноват.
Кульнев посмотрел через плечо ротмистра:
— Пленный? Это неплохо. Хотя — что он нам сейчас успеет сказать. Подождём немного и сами увидим...
Валериан оглянулся. Гусары со связанным турком и заводной лошадью только начинали подъём от подошвы. На одной версте он обскакал их на полторы сотни саженей.
— У меня люди там остались в лесу прикрывать отход. Пленный успел сообщить, что идёт Гассан-бей и с ним четыре тысячи конных.
— Хорошо. Всё правильно сделал ротмистр. И первых вестовых нам прислал, и сам вернулся вовремя. А люди твои, Мадатов... Что же — на войне как на войне. Отправляйся к своим. Полковнику скажешь, что доложился.
Мадатов повернул к левому флангу, где издалека на зелёном фоне различил чёрные доломаны александрийцев.
— Ротмистр! — крикнул вслед ему Кульнев. — Конь уж больно хорош. Не по чину. Поменяешься с генералом?..
Валериан сделал вид, что не расслышал предложения, сделанного в частном порядке...
От сослуживцев отбиться было много труднее. Растолкав столпившихся офицеров, он подъехал к Ланскому. Командир тоже первым делом внимательно оглядел вороного: от тонких бабок до сухой, длинной морды:
— Да, ротмистр, этот — вынесет. Даже просить не буду — вижу, что не отдашь. А где Чернявский? Сменял вахмистра на коня?
Мадатов наскоро объяснил, что случилось в лесу. Ланской помрачнел:
— Может быть, ещё отобьются. Извини, Мадатов, ты, конечно, герой, но такой вахмистр...
— Двух ротмистров стоит, — спокойно закончил фразу Валериан.
— Ты сказал это! Не я.
Подскакал поручик, посланный Кульневым. Полковник выслушал сообщение и поворотился к своим офицерам:
— Господа, к эскадронам! Ждём.
Мадатов стал перед фронтом. На левом фланге, где обычно стоял взвод Олейникова, зиял уступ. Он приказал Бутовичу выдвинуть вперёд людей из второй шеренги.
За спиной, там, где пехота по-прежнему пробивалась к стенам Шумлы, гремела ожесточённая канонада. А здесь, под высоким палящим солнцем, казалось, можно услышать цикад, стрекочущих в высокой траве.
— Ваше благородие! — закричали вдруг справа. — Кажись, они, наши!
Но Мадатов уже и сам увидел десяток всадников в чёрных мундирах, выскочивших на опушке, куда левее места, где час назад заезжала его команда. Отчаянно работая поводьями, они гнали лошадей ещё дальше, ещё левее. А за ними из леса показались разноцветные халаты турецких наездников.
Ланской нашарил трубу, но прежде, чем он успел её поднять, Мадатов заговорил во весь голос:
— Девять вышло, четверо со мной, значит, человек шесть осталось в лесу. Впереди Олейников, сабли нет, наверное, ранен в руку или плечо. Замыкает Чернявский.
Ланской засмеялся довольно:
— Глаза у тебя, Мадатов. Мне бы такие зоркие вместо подзорной. А молодец, вахмистр, ведь спрячет людей в овраге.
Все уже поняли, куда тянутся их товарищи. Гусары уходили с поля, где вот-вот должны были столкнуться тысячи конных, и пытались доскакать до узкой тёмной лощины, разрезавшей подножие соседней высотки. Там туркам было бы их уже не достать.
Но пока запалённые лошади александрийцев скакали тяжело, и все уступали дистанцию отчаянно рвавшимся вперёд преследователям. Последний всадник — теперь уже все поняли, что это Чернявский, — то и дело оборачивался и, казалось, даже придерживал своего рыжего зверя.
И вдруг, решившись, описал дугу и — кинулся туркам навстречу. Один против четырёх самых быстрых. Коротко отмахнулся от первого, и тот стал заваливаться на сторону, загребая воздух руками. Второй словно бы по охоте своей нырнул вдруг с седла, почему-то оставив сапог в стремени. Третий успел отвернуть, четвёртый налетел на Фому и — откинулся поспешно на круп, то ли пропуская удар, то ли уже проколотый саблей насквозь... Остальные, видя ожидающего их страшного, чёрного на рыжем коне гусара, стали одерживать лошадей. Олейников уже подскакал к оврагу и, обернувшись, махал одной рукой, подгоняя отставших, подзывая Чернявского.
— Ура-а-а!!! — грянуло несколько сотен глоток с холма.
Но Ланской обернулся и погрозил кулаком:
— Тихо! Стоять! Будет сейчас и нам чем развлечься!..
Перед лесом уже мельтешили десятки, сотни конников. Они постоянно были в движении, скакали вдоль опушки, едва успевая разъехаться с едущими навстречу, потом разворачивались, поднимали коней и пускали их в обратную сторону...
— Не жалко им лошадей! — громко заметил командир соседнего эскадрона, майор Тихонов. — Как драться будут?!
— Они знают, что делать, — сухо отозвался Приовский. — Эти, что впереди, только дым. Туман перед нашим глазом... Ждём...
И точно — джигитующие наездники вдруг, в одно мгновение, разлетелись по сторонам, и глазам русских открылась турецкая конница, также выстроенная несколькими шеренгами.
Ещё несколько десятков секунд — и согласно послали призыв к атаке медные трубы, ударили грозно литавры, Кульнев выхватил саблю и показал остриём на неприятеля. Казаки, уланы, два гусарских полка покатились вперёд. Александрийцы остались на месте.
Ланской медленно поехал вдоль фронта, осаживая нетерпеливых:
— Я же тебе сказал, Мадатов, — не торопись! Мало тебе лесной заварушки?.. Дождёшься и большего. Смотри, смотри, ротмистр. Яша Кульнев и тот на месте остался. А он так уж горяч, что нам с тобой не чета. Ждёт! И знает, чего дождётся.
Турки кинулись навстречу русским с той же кажущейся горячностью. Но — не доскакав всего полсотни саженей, завернули коней.
— Бегут! — радостно завопил Милкович. — Ура! Победа!
Мадатов дёрнулся недовольно.
— Корнету простительно, — заметил оставшийся на левом фланге Ланской. — Ротмистру уже следует думать. Они ещё не бегут, они только уходят...
Валериан и сам начал уже подозревать, что как-то чересчур легко сумели мы опрокинуть турецкую кавалерию, слишком быстро они повернулись, подставляя спины под наши сабли... И тут масса цветастых всадников вдруг, словно стая птиц, резко сменяющих направление, рванулась влево, напрягая коней, обходя разогнавшихся русских, огибая фланг, готовясь ударить с тыла.