Конкиста по-русски - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Паркин cтр.№ 33

Кудашев отмахнулся:

— Не люблю пустой работы. Стоп! Владимир Георгиевич! Я сегодня лично одно ходатайство получил. Из рук в руки от Гелены Котушинской!

— Не может быть! Когда успели? От жены Хенрыка Котушинского? Что просит: свободы, свидания?

— Не жены — сестры Котушинского! И просит она не за Хенрыка, а за своего жениха, какого-то Владимира Гагринского, телеграфиста, содержащегося под стражей в городской тюрьме. Вот ходатайство, держите! Я не обещал помочь, но только передать в компетентные руки.

Дзебоев взял бумагу, отошёл к окну.

Снова вошла хозяйка.

— Господа офицеры! Обед. Прошу всех. Стол накрыт. Не откажите в любезности. Сегодня счёт выставлять не буду. Уверяю, таких пельменей вы давно не пробовали. Мой управляющий специально к выписному дню господина Кудашева ездил за пятьдесят вёрст в немецкий хутор за свининой. Ближе здесь не достать!

Обедали втроём. Хозяйка только распоряжалась. Пельмени были восхитительные, но Баранов загрустил, когда увидел на столе только хрустальный кувшин с серебряной на петельке крышкой полный ежевичного морсу.

— Не послать ли Кузьмича за «Смирновской»? — шёпотом спросил он Дзебоева.

— Прибереги аппетит до вечера, — так же тихо ответил Дзебоев. — Забыл, от чего полковник Осипов преставился? В этом доме запрет на спиртное.

Баранов вздохнул и повернулся к Кудашеву:

— А как ты, Сашка, насчёт этого?

— Раньше мог, но только в оперативных целях! Удовольствия не доставляло. А теперь и врачи не разрешают!

— Не парень — клад! — резюмировал Баранов. — Кому только такое сокровище достанется. Саш, а Саш! Тут, намедни одна купчиха тобой интересовалась. Три дочери на выданье, а женихи вокруг — одна пьянь. А они, Братолюбовы, из староверов, с табакурами да с выпивохами не знаются. По двести тысяч приданого дают за каждую. У них и в Асхабаде, и в Красноводске по два доходных дома, не хуже, чем этот. Хлебом торгуют. В Закаспий из Нижнего через Астрахань пшеницу возят, отсюда — сорочинское пшено в Москву и в сам Петербург. Пойдём невест смотреть?

Дзебоев спрятал улыбку за хрустальный бокал с лиловым морсом.

— Максим Аверьянович! Вы серьёзно? — Кудашев в упор смотрел в глаза Баранова. — Вы что, нашу семью не знали? В оренбургском роду Кудашевых купцов не было. Мужчины хлеб для семьи шашкой зарабатывали, службой отечеству! Где вы такое видели: муж казак — жена купчиха?! — Кудашев резко встал из-за стола, отёр усы салфеткой и, скомкав, бросил её на стол.

— Ну, не заставляй меня прощеньица просить! Считай, не было этого разговора! — разозлился сам на себя Баранов. — Давай проще, без обид! Я ещё свою вину десять раз искуплю. Прошу к семи вечера к нам в гости. Татьяна Андреевна ждёт, уж, и столы, небось, к параду готовы!

Баранов звякнул шпорами, отдал честь и вышел из дома. Мария Ивановна успела услышать: «Послушай жену — и сделай наоборот!».

Помолвка. Прогулка при луне. Легенда о драконах. Хивинский зиндан.

У Барановых дом на улице Андижанской. Широкий двор ограждён высоким глинобитным, как у всех, аккуратно выбеленным забором, верхний край которого утыкан битым стеклом. Предосторожность не лишняя, особенно когда полковник в отъезде. Но и тогда Татьяна Андреевна чувствует себя в безопасности: в доме всегда остаётся кто-нибудь из нестроевых казаков, из своих, из таманских. Из-под навеса летней кухни тянет лёгким дымком, запахами варёной курятины, винным уксусом, резанным луком, зеленью, шашлыками, пловом. Тайну горячих блюд, если бы таковая была, соблюсти не удалось бы!

Там же под навесом на старой кошме спит «без задних ног» туркменский алабай — волкодав по кличке Ёлбарс. На него пиршественные запахи уже не действуют. Ёлбарс получил свою долю ещё, когда резали барана и забивали птицу. Старый казак Василий Пантелеев готовит плов. Подросток-казачок из полкового оркестра в ответе за топливо: ударами ломает об острый край камня ветви саксаула.

У ворот останавливается фаэтон.

— Приехали! — казачок бежит открывать ворота.

Ёлбарс лениво поворачивает голову и без особого интереса смотрит на вошедшего. Этого человека алабай знает. Даже если бы не знал, в светлое время да ещё в присутствии стольких домашних — поднимать лай — ниже достоинства пастушеской собаки! Пусть кто-либо из чужих попробует забраться во двор ночью либо в отсутствие хозяев!

Встречать гостей на крыльцо вышел сам хозяин дома — Максим Аверьянович. К его удивлению от ворот по дорожке красного кирпича шёл один Дзебоев. Не здороваясь, уже виделись, Баранов спросил:

— Почему один? Сашка где?

— Он потом. Дело у меня к вам.

Баранов нахмурился.

— Дело, говоришь? Ну, давай в дом.

В прихожей Дзебоев оставил фуражку и саблю, проследовал вслед за хозяином в гостиную, где ещё суетились, накрывая на стол, сама Татьяна Андреевна, Лена и пожилая казачка, жена нестроевого Пантелеева.

Дзебоев коротко поздоровался.

— Ну-ка, на минуту освободите зал, — приказал Баранов домашним. — У нас разговор будет!

Женщины недоумённо переглянулись и направились к двери. В семьях казаков не особенно принято обсуждать распоряжения хозяина дома да ещё в присутствии посторонних!

— Останьтесь, Татьяна Андреевна, — попросил Дзебоев.

Баранова присела на край дивана. Пантелеева вышла из зала после Лены и прикрыла за собой дверь.

Баранов встал возле супруги, его крепкие руки до боли в ладонях сжимали черкесский в серебряных бляшках пояс, на котором неизменно висел тяжёлый длиной более аршина кубачинский кинжал. Он был готов к любым неприятностям.

— Не томи! Что случилось, Владимир Георгиевич?

— Татьяна Андреевна, Максим Аверьянович! — Дзебоев не спеша расстёгивал свою офицерскую полевую сумку. — Я здесь по поручению Александра Георгиевича Кудашева. Он просил меня передать вам некоторые вещи. Это вам, Татьяна Андреевна, а это — Максиму Аверьяновичу!

Дзебоев протянул хозяйке дома небольшой, в ладонь, свёрток белой пергаментной бумаги, перевязанный розовой ленточкой, а самому Баранову — коробочку, оклеенную кожей зелёного хрома.

— Что это?

— Почему, зачем?

— Если принимаете подарки, будем говорить дальше.

Вдруг лицо у Татьяны Андреевны осветилось. Она поняла. Баранов остался мрачен, держал в руках коробочку, как мину, готовую взорваться.

Прошуршала и упала на пол пергаментная упаковка.

— Ах! — на плечах у Татьяны Андреевны белый пуховый платок. — Оренбургский! Какой большой, ниже колен!

Татьяна Андреевна бросилась к зеркалу:

— Я всю жизнь такой хотела! У моей мамы был точь-в-точь, но не сохранился. Его через обручальное кольцо пропустить можно! Спасибо Саше! А что у тебя?