Я ненавидела его с прежней силой и постоянно терзала себя мыслями о том, как та, другая, великолепно проводит время в моём Гронвуде. Тогда как я прозябаю в этом жутком обветшалом поместье, где сквозняки проникают сквозь закрытые ставни, а пропитанные жиром факелы чадят, испуская клубы едкого дыма.
Внезапно течение моих мыслей менялось, и я начинала думать, что если Эдгар и разлюбил меня, то по-прежнему испытывает ко мне жалость. И эта жалость не унижала меня, а наоборот — давала надежду. Не будь этой светловолосой твари Гиты, я бы сумела вернуть мужа.
Одно за другим я отправляла послания в Гронвуд, умоляя его приехать.
Но Эдгар не появлялся, и я была вынуждена проводить время с этими грубыми мужланами в Незерби. Начало ноября — время, когда саксы отмечают праздники своих саксонских святых — Адольфа, Уинифред и Алкмунда, прибавьте к этому и общеанглийские дни поминовения святых Губерта, Катерины и Леонарда, и вы поймёте, что у этих свиней ни дня не проходило без пьянства и чудовищного обжорства. Крики, хохот, пение в стенах бурга звучали неумолчно — и мне приходилось всё это терпеть.
Только каменщик Саймон, находившийся в это время в Незерби, скрашивал для меня эти тягостные дни. Я находила француза забавным. Но как же я должна была опуститься, чтобы находить удовольствие в общении с простолюдином-мастеровым!
Саймон обосновался в Незерби, поскольку Эдгар намеревался возвести здесь каменную стену, перестроив бург на новый манер. Однако сейчас он оказался не у дел, так как из-за непогоды все работы приостановились, и я проводила целые дни за болтовнёй с этим не лишённым обаяния простолюдином.
Я не обмолвилась — Саймон и впрямь был обаятелен. В нём чувствовалась некая мягкая теплота, которая так притягивает женщин вроде моей неверной шлюшки Клары. И хотя Клара уже стала женой Ленды, Саймон только посмеивался, упоминая об этом, словно всё это не имело никакого значения, и стоило ему только поманить Клару, как она была бы тут как тут. Впрочем, ко мне этот француз относился с неизменным почтением. В его глазах я оставалась прежде всего графиней и дочерью короля.
Окончательно Саймон расположил меня к себе, пренебрежительно отозвавшись о Гите Вейк.
— Саксонка Гита завладела Гронвудом, хотя я строил его для дочери короля. И знаете ли, миледи, до чего она дошла в своей гордыне? Она едва не заставила меня жениться на одной из гронвудских служанок. Хвала Небесам, лорд Эдгар вовремя вмешался, иначе я был бы уже далеко за морем, лишь бы не слышать её поучений.
Но больше всего прочего Саймона занимала его работа. Он был увлечён планами постройки каменной церкви Святого Дунстана в фанах — там, где стоит деревянная, давно пришедшая в негодность церквушка. Нынешним летом Эдгар и лорд д’Обиньи позаботились, чтобы работы по возведению новой церкви шли полным ходом, и Саймон уже успел выстроить там башню с ребристыми новомодными арками и стрельчатыми окнами. Одно скверно — почва там оказалась недостаточно надёжной и начала оседать под тяжестью каменной кладки. Поэтому работы там сейчас приостановлены до тех пор, пока грунт не осядет окончательно и можно будет исправить недочёты.
Мне приходилось выслушивать и эту ерунду, в которой я ничего не смыслила. Обычно мы располагались в отдельном покое, я перематывала крашеную пряжу для вышивания, Саймон услужливо подставлял руки, а старая Маго мирно дремала в углу.
Наконец Эдгар соизволил явиться. Это случилось в День святого Мартина
[42], когда по традиции начинается убой скота и заготовки мяса на зиму.
В Незерби ещё с утра поднялась суета — выводили предназначенный к закланию скот за ворота. Работёнка грязная, но все в этот день веселы, хлещут эль ковшами и жарят на кострах самые лакомые куски свежего мяса. Дожди как раз прекратились, и, хотя было чертовски холодно и сыро, я поднялась на галерею, следила за суетой, не обращая внимания на фамильярное обращение саксов, делавших мне пригласительные жесты, словно надеялись, что так я и кинусь вместе с ними кружить среди костров. Но я продолжала надменно стоять на галерее, кутаясь в длинное тёплое покрывало и пряча руки в большую муфту волчьего меха.
И в какой-то момент я заметила, как в арке надвратной башни показался Эдгар. Он сидел верхом, о чём-то переговаривался со своими людьми, смеялся. Когда стал спешиваться, я словно опомнилась, кинулась к себе.
— Маго, живо подай малиновую пелерину! Эдгар здесь, не хочу, чтобы он застал меня всю в коричневом, словно послушница. И поправь мне волосы!
Но я напрасно спешила. Эдгар словно оттягивал момент встречи, о чём-то толковал со своими саксами, а я сидела и ждала. Мысленно продумывая, что следует сказать, чтобы произвести впечатление смирившейся и покорной жены, которая готова на всё, только бы вернуть его любовь и уважение.
Наконец раздался скрип ступеней. И с каждым следующим шагом Эдгара моё сердце всё больше замирало. Больше недели прошло с того момента, когда у меня случился выкидыш. Достаточно ли я оправилась, вернулась ли моя красота?
Я кусала губы, чтобы они заалели, щипала щёки, пытаясь вызвать румянец. И когда Эдгар вошёл, я так и застыла, спрятав лицо в ладонях, словно в испуге.
— Pax vobiscum
[43], — молвил он. Ни улыбки, ни более тёплого приветствия, кроме такого, что принято среди монахов или рыцарей-храмовников.
Я присела в поклоне.
В покое с закрытыми на зиму ставнями было полутемно. Только большая жаровня на треноге, стоявшая между нами, давала немного света. Эдгар опустился на скамью, и отсветы бегавших по угольям огней отразились на золотом шитьё его ворота, на стальных пластинах пояса.
— Присядь, Бэртрада. Нам необходимо поговорить.
И знаете, о чём он повёл речь? Всё о том же — о разводе.
— Я не желаю даже слышать об этом, — резко перебила его я.
— Разве? Но ведь ты ясно дала мне понять, что там, — он сделал неопределённый жест, — у тебя есть некто, кто тебе милее меня и кого ты гораздо охотнее одариваешь своими милостями. Но я не собираюсь тебя осуждать, ибо брак наш — чистая формальность, и поэтому ты вольна жить свободно. Это даже к лучшему — рано или поздно ты найдёшь того, с кем заключишь новый союз.
— Эдгар, — я подняла руку, вынуждая его умолкнуть, — я знаю, что сделала многое, чтобы разрушить наш брак. Знаю, что ты разлюбил меня. Однако наши руки некогда соединили перед алтарём, и это ли не повод, чтобы предпринять ещё одну попытку? Будь милосерден и дай мне ещё один шанс. Ибо я хочу быть только твоей женой.
Эдгар печально усмехнулся:
— Как ты лжёшь, Бэртрада. Лжёшь и мне, и себе. Ты такая лживая, что не сможешь попросить огня, если замёрзнешь.
Это было сказано так сухо, что я невольно вспомнила, как он глядел на меня в соборе в Бери-Сент-Эдмундс, когда заявил о разводе.