Кошмар Золотой Орды  - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Грачев cтр.№ 15

Именно там отдыхали удалые от боёв праведных, бурных кутежей и залечивали раны. Сама Соловецкая обитель зачалась от новгородских ушкуйников, которые через Ильмень-озеро шли к Ледовитому океану или плыли на ладьях (а то и тащили их на себе!) через систему рек к Каменному поясу, как они называли Урал. Приобщали к цивилизации лесных людей, среди которых было много чухломы, мери, веси. Но были и ушкуйники-монахи, которые жили по Священному Писанию. Именно они принимали туда ушкуйников-воинов. Соловецкий монастырь — изначально большая богадельня для увечных и одиноких ушкуйников, а также для тех воинов, которые хотели замолить грехи. И сейчас Соловецкий остров — своеобразная пустынь, которая способствует общению с Богом, говорит о суете сует мирской жизни. А тогда... Безлюдность и богатство природы — зверьё пушное (куница, чернобурая лиса, соболь), рыба, грибы — поразили первых ушкуйников. Соловецкие монастырники сохранили боевой дух на многие века. Об этом хорошо говорит десятилетняя осада монастыря стрельцами царя Алексея Михайловича, боровшегося не на жизнь, а на смерть с оплотом старообрядцев. В соловецких монашеских жилах всё же текла кровь новгородских удальцов, и в их сердцах горел огонь древних воинов-героев...

Удальцы, по мере продвижения вниз по Волге, ставили базы. Срубали засеки, устраивали городки, которые впоследствии были не только пристанищами вольнолюбивых новгородских витязей, но и форпостами для борьбы с коварными набегами татаро-монгол. Известны, например, два таких городка в XVI веке недалеко от села Переволоки, которые контролировали не только водное движение по Волге, но и дорогу на Дон. Это была обычная практика всех завоевателей. Вспомним, как отряды немецких орденов меченосцев и тевтонцев ставили тачали крепость, а затем и город по мере их продвижения по Прибалтике и к Новгороду Великому (их потом разрушали и сжигали новгородцы). Беглое русское население волжских городков давало потом ушкуйникам не только хороших разведчиков и проводников, но и подпитывало их дружины отличными воинами, лошадьми, лодками и продовольствием.

Ушкуйническая вольница часто выполняла заказы новгородского купечества, да она и сама нередко была частью купечества, точно так же, как и разбойники-викинги. Но для новгородских богатырей деньги не главное: главное для них — показать русскую удаль, стремление уйти за горизонт, к чёрту на рога.

Они нередко были карающим мечом Господина Великого Новгорода, а потом и Московского княжества и часто наказывали зарвавшихся татаро-монгол, шведов ши немцев своими яростными, опустошительными и внезапными рейдами, разграблениями речных и морских судов и городов.

Вот факты:

В 1382 году Тохтамыш разграбил Московское княжество. Ив 1385 году ушкуйники, до того десять лет ничем себя не проявлявшие (кроме грабежей кораблей), у чинши страшный погром татарских селений на Волге и Каме.

В 1408 году Едигей стал разорять Русь и осадил Москву. В 1409 году — поход ушкуйников во главе с воеводой Анфалом на Волгу и Каму, правда, не совсем удачный. А сколько было разбоев на Волге, Каме, уничтожений небольших татаро-монгольских отрядов?!

В Новгороде Великом были разные привилегированные сословия: житьи люди (новгородские феодалы, владеющие землёй и деревнями), гости (купцы, торгующие с другими городами и странами), купцы (торговцы внутри Новгорода). Но были и рабы. В Древней Руси мужчину-раба называли холопом, а женщину — рабой. На их долю приходилась сажная тяжёлая и грязная работа. В национальном отношении ушкуйники были также неоднородны: на территории Новгородской республики были различные народы: славяне, предки эстонцев, карелы, вепсы, коми, удмурты.

...Как-то Кистеня вместе с двумя ушкуйниками пригласили на супрядки ^[20]. Русичи, особенно женщины, не любили сидеть без дела: и работой занимались, и в то же время знакомились. Там Александр и повстречался со своей судьбой.

Олёна очень любила Александра, но её отец, именитый купец, был против свадьбы.

— Чтобы моя кошенилевая ^[21] Олёнка да была бы женой этой голи?! — кричал Онуфрий-отец. — Она ведь у меня одна-единственная.

— Ну зачем тебе этот прощелыга, человек без роду-племени, да к тому же и нищий? — увещевал Онуфрий Олёну. — Ведь он отпетый: сегодня жив, а завтра ты вдова с детьми. Кому ты потом нужна будешь, Олёна? Да и долго ли он будет с тобой: то татьба, то походы, а то и полон!..

Но Олёна была в своего тятю — упрямая. Вот нашла коса на камень!

Выручил названый браг. Дрегович подарил когда-то припасённые и запрятанные им сокровища, добытые ранее в походах. Кистень долго не брал, но любовь оказалась сильнее. И когда Онуфрий увидел скатный жемчуг, мешочки золотых гривен, кораблеников, десятки штук скурлата, камки, рытый бархат ^[22], то не выдержал, растаял. И как ни старался Кудрила помешать этой свадьбе, ничего не вышло!

— Ну ладно, я подожду, — говорил он, — будут ещё эти голодранцы на виселицах болтаться!

Свашить Олёну вместе со свахой приехали удалые богатыри-ушкуйники в нестерпимо блестящих, серебряных доспехах-вальяках. Быть женой ушкуйника, с одной стороны, и лестно, а с другой — и опасно. Это были не какие-нибудь изгои и разбойники, а люди мужественные, имена которых прославлялись в былинах и песнях. И бояре, и купцы относились к ним благосклонно, с уважением, а что уж говорить о рядовых новгородцах!

На свадьбе было много сверстниц Олёны, многим из них приглянулись пригожие и удалые ушкуйники. Да и сами они так нарядились — хоть сейчас под венец! Молодцы все как на подбор — в червлёных рубахах и белых портах, приехавшие на аргамаках, щётки которых были перевязаны белым бархатом, а девушки — в багряных, пурпурных, фиолетовых сарафанах из шемаханской ткани, словно васильки в поле, ярко выделялись среди толпы.

И началось столованье! В то время умели пировать и веселиться. Пили много, ели вдоволь. Тесть Кистеня даже два раза свалился со своего кресла. Да и кто тогда ушёл со свадьбы на твёрдых ногах?! Лишь Дрегович, выпив море вина, сидел как истукан. И не сдвинуть с места его, и не поднять — одним словом, богатырь!

Ушкуйники надарили столько добра, что Кистень стал богаче своего тестя, который сидел во время одаривания, выпучив глаза. А денег было столько, что даже трёх калит ^[23] Кистеня не хватило. Это была сыпь — доля в братчине, вклад в неё. Её собирали в исключительных случаях: удальцы сбрасывались на выкуп товарища, на выручку его из тюрьмы, на свадьбу. Денег не жалели: даже старались покрасоваться друг перед другом, зная о превратностях судьбы.