Рэндалл вгляделся в знатных вельмож, сидящих за столом герцога Ланкастера. Поймав за рукав куртки проходящего мимо юношу с пустым блюдом, он поинтересовался:
— Скажи, кто те люди, что находятся рядом с герцогом?
Юноша оказался французом, и Рэндаллу пришлось повторить свой вопрос по-французски. Папаша Терри обучил его разным языкам, поскольку многие песни и новеллино были сочинены норманнами, бургундцами, провансальцами или итальянцами.
— Рядом с герцогом его сын, мессир Генри, — пояснил слуга. — А также некоторые рыцари, заслужившие расположение его высочества. Женщины — их супруги и дочери.
Внимание Рэндалла привлёк неприветливый молодой аристократ с курчавыми чёрными волосами, холодным узким лицом и огромными, выразительными зелёными глазами. Ни с кем не разговаривая, он потягивал вино.
— А это кто? — спросил Рэндалл.
— Граф из Йоркшира, — сказал слуга. — Сэр Филипп Монтгомери, ставший знаменитым ещё во время войны во Франции. Он самый знатный рыцарь его величества.
— Чем же он удостоился расположения герцога?
— Лишь тем, — хихикнул слуга, — что прибыл в замок Ланкастера, выполняя приказ короля. Ричард благоволит к мессиру Филиппу и прислал его, чтобы примириться с дядей. После их ссоры в прошлом месяце, в Лондоне, Ричард боится дядю и правильно делает, потому что Джон Гонт очень могущественен.
В этот миг к Рэндаллу и папаше Терри подбежал камердинер герцога и торопливо велел им подниматься на опустевший балкон, с которого только что спустились закончившие своё выступление провансальские менестрели.
Держа в руках лютню и дудку, Рэндалл и папаша Терри направились к крутой лестнице, ведущей на балкон.
ГЛАВА 9
Проведя пальцами по струнам, Рэндалл заметил, как восхитительно плыли звуки под сводами зала. С высоты ему были прекрасно видны столы с угощениями, лорды, знатные женщины, бродившие по залу собаки и слуги, уносившие пустые блюда и кувшины, подающие жаркое, фрукты и вина.
Склонив голову набок, он прикрыл глаза и запел. Его голос удивительно красиво зазвучал, отдаваясь гулким эхом под потолком. Он пел на норманнском наречии, знакомом всем находящимся в зале, а робкие звуки дудки добавляли мелодии нежность.
Гости герцога Ланкастера, невольно прекратив свои занимательные беседы, поворачивались в сторону выступавших менестрелей. Даже владелец замка, затаив дыхание, устремил взор на Рэндалла.
— Кто этот человек? — спросил он у камердинера.
— Рэндалл Уолтерс. Он и его отец присланы сюда вашим братом, герцогом Глостером.
Песня, исполняемая Рэндаллом, восхитила всех гостей Ланкастера. Когда же он умолк, они разразились аплодисментами. Отвесив полный достоинства и аристократизма поклон, Рэндалл немедленно приступил к следующей песне, и на этот раз она была на английском языке. Затем последовало ещё несколько таких же прекрасных произведений, заставивших слушателей трепетать.
— По окончании пира приведите Рэндалла в мою комнату. Я хочу ближе узнать того, кто доставил мне нынче такое удовольствие, — велел герцог камердинеру.
Выступление Рэндалла и папаши Терри продолжалось около часа. На этот раз отец воздержался от исполнения песен, поскольку его голос, по мнению самого Терри, был слишком груб для звучания в здешних стенах.
Когда после нескольких поклонов Рэндалл спустился в зал, он держал себя по обыкновению учтиво, но без раболепства. Чувствуя усталость, он надеялся выспаться и удовлетворить хороший аппетит в комнате, отведённой ему в замке. Однако на выходе из зала обоих менестрелей остановил камердинер и вкрадчиво сообщил, что герцог хочет переговорить с Рэндаллом наедине.
Опочивальня герцога Джона располагалась прямо над трапезной. Более чем скромная обстановка удивила Рэндалла: стол — под вытянутым узким окном, куда проникала весенняя прохлада с улицы; в углу — тяжёлый, окованный железом сундук, где хранились, видимо, вещи и утварь герцога; два кресла с высокими спинками да в центре зала — кровать, на которую поднимались по короткой лестнице.
Вошедший слуга поставил на стол блюдо с орехами, кусок хлеба, свинину, кувшин с вином и кубок.
— Угощайся, менестрель, — произнёс слуга и вышел из комнаты.
Рэндаллу ничего не оставалось, как сесть за стол и отдать должное угощениям. Наполнив кубок вином, он с любопытством осматривался по сторонам, разглядывая ценные гобелены и боевые доспехи, украшавшие стены замка.
ГЛАВА 10
Давно спустилась тёмная, ветреная ночь. Дул резкий ледяной ветер. Впрочем, непогода не смущала Рэндалла, и ему было любопытно посмотреть на башни замка. Он знал, что где-то поблизости находилась часовня, украшенная горгульями. Прежде ему много доводилось слышать и о провинциальном замке герцога Джона Ланкастерского, и о его лондонском дворце Савое — очень красивой и громадной крепости.
Со стены Рэндалл в полной мере мог разглядеть простирающиеся до самого горизонта леса и поля. Воздух казался ему чистым и свежим. Закрыв глаза, он застыл на минуту, наслаждаясь ароматами ночи, и вновь вспомнил о рыцаре де Монфоре.
— Стоило принять его предложение. Вместе мы объехали бы много королевств, — пробормотал он. Никто из лордов, даже Ланкастер, не отнёсся к нему так, как Ральф де Монфор. У Джона Гонта Рэндалл ходил бы в шелках и парче, но всегда оставался бы одним из двадцати менестрелей, а вовсе не другом, как обещал ему Ральф.
Размышляя, Рэндалл не заметил, как неподалёку от него остановился какой-то человек. Он был без алебарды и панциря, в плаще, с лежащим на плечах капюшоне. У его бедра висел убранный в ножны длинный меч, а на сапогах тускло поблёскивали шпоры. Аромат цветочной эссенции и дорогих притираний указывал на знатное происхождение господина. Рэндалл узнал в нём сэра Филиппа Монтгомери.
— Я люблю гулять по стене моего замка Спрингроузез в Йоркшире, — сказал, повернувшись к нему, сэр Филипп. — Вы бывали в Спрингроузезе?
— Нет, милорд. Но я часто ходил с отцом через Йоркшир.
— И вы стали менестрелем потому, что ваш отец — менестрель?
— Папаша Терри научил меня многому, милорд.
Взорвавшись презрительным смехом, Филипп отвернулся:
— Кто бы предположил: я и жалкий слуга на прогулке!
Гнев вспыхнул в душе Рэндалла, но он сумел подавить его.
— Зато вы, милорд, очень знатный и благородный человек, — сказал он как можно любезнее.
— Верно, — хмыкнул Монтгомери. — Мой род прославился ещё при Генрихе II, и с тех пор все Монтгомери считаются не только землевладельцами и феодалами, но и рыцарями. — Он не стал вдаваться в подробности, объясняя менестрелю, что и его отец, Вильям Монтгомери, прославился подвигами на войне, и он сам служил потом во Франции. — Так что мне не пристало разгуливать в компании бродяг! — закончил сэр Филипп и направился к башне.