Оставив Джабу Второго отсыпаться в «Серебряном льве», Джироламо отправился на Риальто на встречу с остальной частью команды, Джанбаттистой Первым, Франческо и Пьетро, в съестной лавке у Сан-Джованни на Риальто. Улочки и узкие набережные вокруг моста бурлили и кишели народом. По мосту же перебраться можно было, еле-еле продвигаясь в густой толпе. За мостом Эрберия Зелёный рынок шумел, мужчины и женщины толкались у прилавков, заваленных плодами и цветами.
Спустя час, завтракая свежими лепёшками с оливковым маслом и помидорами, Джироламо слушал рассказ Джанбаттисты Первого. Тот проследил за Филиппо Феро, который от своего дома на площади Святых апостолов прошёл до моста Риальто, пересёк его и двинулся улочками в сторону площади Сан-Поло. За Сан-Поло, в переулке, он постучался в некий дом. Ему открыл слуга с факелом в руках. Там, в этом доме, Филиппо и находился почти до утра, не покидая его.
— Что это за дом? Гостиница? Локанда? Может быть, тайный притон для игроков?
Джанбаттиста покачал головой.
— По виду обычный частный домишко. Не очень ухоженный, не очень чистый, не очень новый.
Адрес, естественно, он запомнил.
Ещё Джанбаттиста обратил внимание на то, что Филиппо как-то уж очень испугался патруля «Стражей ночи», который попался ему на Риальто. Понятно, что в пятом ночном часу
[90] любой бы на его месте поспешил увильнуть от патруля, но Филиппо повёл себя уж очень необычно. Он запаниковал, и перед тем, как спрятаться под мост и притаиться, он, казалось, готов был даже прыгнуть в канал.
— Ты так и простоял у того дома в засаде всю ночь?
— Почти. Я походил под окнами. Окна плотно закрыты ставнями. Слышал женские голоса. Под утро из дома вышла группа из четырёх человек. Мужчины. Шли без света. Я пошёл за ними. Однако мне не удалось преследовать их далеко. Те уж действительно были предельно осторожны. Озирались постоянно, останавливались, прислушиваясь и всматриваясь. Поэтому я держался от них на расстоянии. А за одним углом они исчезли. Они пошли в сторону Кампо деи Фрари. Тогда я вернулся и стал дожидаться Филиппо. Но перед ним вышли женщины. Обе закутаны в чёрные накидки. Шли со слугой, который освещал им дорогу факелом.
— Куртизанки?
— Вероятней всего. Лиц и одежду, конечно, я не смог рассмотреть — мне пришлось спрятаться в нише. Чтобы меня не заметили. Но, Боже мой, как они надушились!
— Надо будет установить, что это за дом, кому он принадлежит и кто в нём живёт.
Рассказ Пьетро был самым коротким. На этот раз ему удалось не потерять гондолу сенатора из виду: подсадив на кампо Сан-Видале двоих пассажиров, он на лодке поплыл в бухту Сан-Марко и плавал с ними всю ночь — вокруг Сан-Джорджо, вдоль набережной Скьявони до верфи и госпиталя Иисуса Христа, затем вокруг Джудекки. И так всю ночь, нигде не причаливая.
— Он очень горячий человек, этот наш сенатор, — шмыгая носом, закончил Пьетро.
— Что ты имеешь в виду?
— Видишь, я уже чихаю после такой прогулки. А ему хоть бы что!
Франческо всё не возвращался, и они решили ждать его. Он объявился только к полудню. Его красивое смуглое лицо выражало крайнюю степень усталости. Было видно, что он совсем не спал и был очень возбуждён. Он повалился на скамью, попросил стакан вина, выпив его залпом; потребовал кусок курицы и вонзился в него белыми зубами. Он ждал монахов неподалёку от Кампо Сан-Видале. Они, как он и предполагал, появились со стороны площади. Сели в лодку к сенатору и поплыли в сторону бухты Сан-Марко. Они вернулись, как и в прошлый раз. Он хорошо слышал стук их деревянных сандалий. При свете утра он разглядел их и подтвердил свою догадку — это были братья-минориты
[91], судя по их одеянию: длинному плащу с пелериной и капюшоном из толстого серого сукна, подпоясанному толстой верёвкой, на голых ногах — деревянные сандалии.
— Ты не перепутал? Это одеяние миноритов?
— Нет сомнений. А почему ты удивлён?
Джироламо пожал плечами.
— Я почему-то представлял себе православных монахов. Впрочем, они могли и переодеться. И ты проследил за ними?
— Проследил. До самого конца. Но, во-первых, должен сказать, что я был не единственный, кто поджидал этих монахов.
— Любопытно. Продолжай!
— Я прятался у стены собора. Вдруг увидел монахов: они шли, не таясь, пересекли всю площадь. Немного погодя я заметил, как за ними крадётся некто, закутанный в плащ. Он шёл за ними от пристани, там, где сад. Я думаю, он их там и поджидал.
— И ты последовал за ними?
— Разумеется. Монахи шли первыми, потом — эта фигура, за ними — я.
— Слушайте, — не удержался Джироламо. — Почему они все разгуливают ночью не таясь? Сенатор ходит, как на прогулку. Монахи эти тоже. Ну, не считая Филиппо...
— А сейчас ты и вовсе удивишься! Я проследил их до жилья. И знаешь, где они обитают? — в глазах Франческо блеснул лукавый огонь. — Не поверишь! В гостинице «Чёрный орёл»!
Джироламо подскочил.
— «Чёрный орёл» на площади Сан-Бартоломео? В той самой?
— В той самой!
— Невероятно!
Гостиница была известна тем, что в ней селились большей частью немцы — купцы, монахи, путешественники. Несколько лет назад сильный пожар разрушил большую часть этой старинной остерии, но вскоре её отстроили заново.
— Ты думаешь, братья-минориты — немцы?
— Не устал ещё удивляться? — спросил Франческо, с довольным видом откидываясь на спинку лавки и постукивая себя по брюху. — Они — каталонцы.
— Ты ничего не путаешь? Как ты узнал?
— Я знаю слугу в гостинице. Хозяин там некий Кристоффель Гафт. Мне повезло. Он был на месте. Эти монахи — брат Лука и брат Чиприано — французы. Так записал он в журнале с их слов. Но позже я убедился, что они — каталонцы. Я дождался, как они покинули гостиницу, причём переодевшись в светское платье, с короткими чёрными плащами, и отправились по своим делам. Я не решился пойти следом из опасения, что утром они меня заметят. Человек, который следил за ними раньше, — я это видел — тоже ушёл. Когда они проходили мимо, я услышал, на каком языке они говорили — на каталонском!
— Кто мог следить за ними? Агент Совета Десяти? Надеюсь, ты остался незамеченным?
— Я проверял. За мной никто не увязался.
Джироламо распорядился, чтобы Франческо продолжал «опекать» на странных монахов. Франческо отправился к родственникам спать, а вечером вернулся к «Чёрному орлу».
Однако ветер фортуны уже поменял своё направление. Как позже решил Джироламо, произошло это, вероятно, именно между четырьмя и пятью часами венецианской ночи, когда он производил обыск в кабинете сенатора. Если до вечера того же дня они могли бесконечно гадать и размышлять, что означают странные действия сенатора и его сына, кто такие монахи и что они делают, то с вечера нынешнего дня, ситуация стремительно изменилась.