Он спешил на встречу с осведомителем. Они всегда виделись здесь, в уличном лабиринте на окраине базара, в одном из грязноватых караван-сараев, переполненных людьми. Он избегал назначать свидания в Галате, где лавки содержались европейскими, армянскими и еврейскими купцами, где день и ночь рекой лилось вино и пьянствовали в тавернах моряки.
Протей ходил на встречи с осведомителем один, переодевшись в платье купца, одного из десятков и сотен тысяч в Стамбуле, столицы мира и главного его базара. Он вошёл в переполненный людьми караван-сарай. Осведомитель уже ждал его. Заметил. Улыбается и почтительно кланяется.
Они уселись на подушках перед грязным низким столиком. Купец (для осведомителя он — просто «купец») распорядился накрыть скатерть — круглую, коричневого сафьяна, и подать салфетку — длинный кусок ткани голубоватого цвета, скрученный в рулон, — которой утирают руки и губы.
Их встречи проходят по заведённому порядку. Купец угощает осведомителя ужином.
— Бисмилля. Во имя Аллаха, — говорит он, сложив ладони под подбородком.
— Бисмилля. Во имя Аллаха, — повторяет шёпотом осведомитель.
Купец разрывает на части куски мяса и бросает их в блюдо с рисом. Вытирает руки салфеткой и наблюдает, как его собеседник набрасывается на плов.
Это лучший его осведомитель. Человек незначительный, он вертится среди торговцев и моряков, младших офицеров и прислуги. Он свободно владеет всеми языками этого города — всемирного убежища для беглецов и ренегатов: он — свой и в греческой колонии в Фенере, и среди жителей Балата
[75]. Зовут его Али Торгай. Зарабатывает на жизнь пересказом сплетен. Он снабжает всякими слухами — об урожаях хлеба в Египте и голоде в Румелии, о закупке парусины для галер в Трансильвании, об убийствах и интригах в гареме султана. Сведения его точны, как расчёты архитектора Синана
[76], потому что он получает их прямо от тех, кто оказывается свидетелем или исполнителем всего происходящего, а потому знает всё наверняка. Впрочем, его слова всегда надо проверять. Таков неписаный закон. Иногда его сплетни — лишь правильная наводка, след, по которому можно идти всё смелее и быстрее, пока не выйдешь на что-нибудь значительное. Купец взял бы его в свои помощники, но Али ненадёжен. Работает только на себя.
Али насыщается, ладонями загребая с блюда дымящийся плов. Ест всегда с жадностью. Как голодный пёс, вгрызается в мясо. Руки его, губы и подбородок становятся жирными и рыжими от шафрана. Потом он вытирает их своим халатом. Купец за это прозвал его Нечистоплотный Али. Наевшись, он берёт со столика кувшин с водой и пьёт большими шумными глотками. Купец достаёт из долимана деревянную ложку и неторопливо принимается за плов. Пока он ест, Али угощает его потрясающей историей. У него широкое, слишком широкое лицо, а губы растягиваются при улыбке шире, чем скулы.
— Откуда знаешь? — задаёт вопрос купец.
Обычно спрашивать бесполезно. Али будет закатывать глаза да посмеиваться в жидкую бородку. Но на этот раз сказал, обмолвился. Уж больно чудна история. Потому что купец никак, — ни усмешкой, ни поднятием бровей — не выказал своего удивления. А сплетня такова, что за неё можно кое-кого задушить или с кое-кого содрать кожу. Чего только не случается под благословенным небом Пророка! То принцев лелеют. То душат их гроздьями. То теряют по дороге в Стамбул. Чудеса!
— Так откуда знаешь эту историю?
— От греческого купца, господин. Он брат того, кто помогал, а тот никогда сюда не приплывёт... По собственной воле.
Купцу нравится, что осведомитель всегда величает его господином и, возможно, даже не знает его имени. Во всяком случае никогда не подаёт виду. Да и какое из имён он может знать?..
— Они могут ещё кому-нибудь сказать!
— Нет, господин. Это невозможно. Их каравелла на следующий день во время бури сорвалась с якорей. Они разбились о скалы у Смирны. Все утонули. Я сам видел, как вытаскивали из моря тела.
— Воистину, чудны дела шайтана!
Купец достал из потайного кармана в долимане тугой мешочек с монетами и протянул Али.
— О, господин! Пусть Аллах продлит твою жизнь, сократив мою! — вскрикнул тот и взял деньги. — За что?
— Мне понравился твой рассказ. Только никому не говори больше. Жалко султаншу...
— Жалко... — Торгай гадко осклабился. Он не понимал, что такое жалость. Это всего лишь забавная сплетня и более ничего. Он рассказал её, чтобы позабавить господина. Пусть он первый посмеётся. Однако, кланяясь и удивляясь такой немыслимой награде, поклялся:
— Никому, никогда! Конечно, жалко.
— Хамдила. Хвала Аллаху! — произносит купец.
После этого он моет руки, и собеседники встают.
Обычно после этого они расстаются. Но не теперь. Купец задумчиво поглядел на темнеющее небо. Ему не хотелось расставаться с Али, и он повёл его в туманную от дыма кофейню неподалёку от мечети Рустема и египетского рынка. Они нашли два места на широкой тахте и долгий вечер курили трубки, изредка обмениваясь ленивыми фразами.
Купец, прикрыв глаза, размышлял, что ему делать с Али Торгаем. Хоть осведомитель работает на него несколько лет и мог бы и дальше поставлять сведения, но купец — не единственный, с кем Али делится своей информацией. Протей всегда оказывается только первым. Он был уверен, что Али и сейчас сообщил историю ему первому. Это такая маленькая привилегия дорогому клиенту. Но пройдёт некоторое время, и он всё расскажет, тоже за деньги, другим. Теперь, получив такой куш от купца, — непременно. Не сразу. Возможно, через месяц, два, три. Сразу говорить поостережётся. Но скажет. Когда решит, что дал своему клиенту достаточно времени, чтобы воспользоваться купленными новостями. Ну а если тот не воспользовался, то Али не виноват. Он всегда может отговориться, как делал это не раз, что слух уже сам по себе бродит по Стамбулу и о нём кричит каждый мальчишка на базаре. Это его коммерция, осведомителя Али, — торговля новостями в полном интриг Стамбуле. А этого нельзя допустить.
Купец не знал, сколько ему времени понадобится — три месяца или год.
Надо было проверить и подготовиться: новость такова, что её не должен знать никто, кроме него. Бесполезно надеяться подкупить Али — он видел, с какой жадностью осведомитель схватил кошелёк с деньгами и спрятал под халатом. Бесполезно просить. Он всё равно расскажет.
— О да, господин. Этого никто никогда не узнает. О да, господин. Я уже забыл. Только для вас. Будьте уверены, я словно амфору с ароматической мазью передал вам. Храните, сколько хотите. Это словно розовое масло.
Жаль терять такого осведомителя, и Протей всё мысленно взвешивал, слушая болтовню Али вполуха, сохранить ли новость, ценней которой, конечно, если она правдива, он не найдёт или...