Ландскнехт шагает к океану - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 6

— Да уж, — словно прочитав его мысли, отозвался Питер, — нарастил жирку, ошиваясь на бережку. Хоть самого гарпунь да разделывай. Пивко, ветчина, гулянки до утра... Ничо, опосля первого кита такую лёгкость вдруг почуешь, до Америки догрести — раз плюнуть. А потом опять на твердь земную — прогуливать вытопленные из китов звонкие талеры. И всё по-новому. Моряк — скотина земноводная. На бережку он с тоской глядит вдаль морскую, особливо ежели переберёт хмельного, на палубе его со страшной силой тянет в родной порт. Пока очередной китяра не окажется злее и хитрее остальных.

— И что тогда? — Михель со страхом ждал ответа.

— Об этом лучше не думать. Моли святого Николая ^[17], чтобы не выдал в трудный час. Хорошо также, чтобы, если что, это произошло как можно быстрее, чтобы не успеть ни испугаться, ни осознать.

— Буквально прирастаешь к морю, — стараясь сменить тягостную тему, со смехом начал новую историю Питер. — Был тут у нас китобой, задолго до тебя — Боб его все прозывали, потому как бобы с салом для него первейшая закуска. Где увидит бобы с салом на столе — сразу шляпу бросает: всё, что накрыл, — его. Отца с матерью готов за блюдо бобов заложить. Уж и поколачивали его не раз — всё едино. Как увидит бобы — хоть на цепь его сажай.

— Я больше бобы уважаю с кровяной колбасой, хотя с салом оно тоже вкуснятина, — причмокнул Михель.

— Так вот что Боб как-то на берегу учудил. Загрузил он чрез меры трюмы и вином, и пивом, и все кричал, что без моря жить не может, хотели уж его раскачать да швырнуть с причала. В конце концов нанял он двух нищих, чтобы те всю ночь раскачивали его гамак, изображая качку. Бедняки с радостью согласились, надеясь на лёгкий заработок, но жестоко просчитались, прокляв все и вся. Едва они останавливались, Боб тут же продирал глаза и, чертыхаясь, требовал «крупной зыби» либо «настоящего шторма». Как они его не зарезали и не ограбили — остаётся только гадать. Наверное, побоялись, что житья им не будет и китобои всего побережья не успокоятся, пока не насыпят над ними могильный холмик. Несмотря на чудачества, Боба любили. А может, именно за подобные фокусы и любили.

— Да уж, не повезло беднягам.

— В подобных развлечениях Боб довольно скоренько спустил свою долю, посему по-быстрому подрядился на первый подвернувшийся буйс. С моря они не вернулись. Один Всевышний знает, что произошло. Так-то вот.

— Не дрейфь, парень, — это тебе не кубрик гонять, тут кулаки не помогут. Здесь всем заправляет его величество Океаническое море ^[18]. Именно оно может разрешить или не разрешить киту нас обидеть, точно так же, как и нам добыть кита, — Виллем тоже оказался не против разрядить обстановку разговором. — Мы смертны, и киты смертны, а океан — вечен. Он побеждает реки и перемалывает скалы. А ещё дышит.

— Да ты прям язычник какой-то, — только и смог выдохнуть Михель, не забывший гневного выпада Виллема в кубрике.

— Походи с наше в море, тогда и суди.

— Ты Священное писание хорошо знаешь? — Питер тут же сам себе и ответил. — Явно давненько в него не заглядывал. Так вот, про Америку, Индию, Китай и прочие земли неведомые там ни полсловечечка. Однако и не мираж же они. Значит, дьяволова-то землица. И богатства её несметные от нечистого, во искушение христианского мира. Возьмём ради примера тех же монархов испанских. Покуда не добыли мечом земель тех, трижды заклятых, ведь оплотом, красой и гордостью крещёного мира являлись. Веру Христову обороняли, с сарацинами да басурманами доблестно бились. И хляби эти бездонные долгонько люди иначе как Испанским морем ^[19] не звали. А из Америки, с Филиппин, вместе с золотом, самоцветами, шёлком и прочими чудесами заморскими начали таскать из-за моря ненависть, злость, жадность, гордыню. Истинную веру исказили. И стал народ сей из судьбоносного — гореносным. И море перестало быть Испанским — не за что, стало быть.

— Он у нас известный богоискатель, пока до китов добрался, сколь монастырей сменил, — наконец-то отдышавшийся Гильом хитро подмигнул то ли Михелю, то ли Питеру, — и ты с ним на эти вопросы лучше не спорь. Он у нас здесь и Лютер, и папа римский в лице едином.

Виллем опять же не упустил возможности вставить пару-другую слов:

— А Гренландию, Гренландию-то не забудь. Как сходим на берег, так прямо дрожь берёт какая-то — сколько по берегам селений позаброшенных и храмов Христовых в запустении стоят. Дома пустые и кладбища ^[20] — и никого. Поверишь тут в кого угодно.

— Тень Антихриста пала и на нашу землю. Если так будет продолжаться и дальше, лет через десяток какие-нибудь московиты сойдут на наш берег и также будут чесать затылки, соображая, что же за страна здесь была и куда все поисчезали, — пророчествовал Питер так, что Михель на время даже невольно зауважал этого обычно немногословно-сосредоточенного парня.

— Ну нам больше грозит другая беда — что все разбегутся по Вест- и Ост-Индиям, Батавиям, Гвианам, да Цейлонам ^[21], — хохотнул Гильом. — А войну-то мы эту переломим, по всему видать, хотя только Всевышний ведает, когда ж она, проклятая, закончится. Ведь все жилы повытягивала. Сколь себя помню — все мы с испанцами воюем ^[22].

Михель попытался вставить словечко, о том, что и на войне иной раз так прижмёт, что и чёрта, и дьявола на подмогу звать готов.

— Суши вёсла, да и языки тоже, — Йост не спеша проверил соединение гарпуна с линём, бухта которого лежала в носу вельбота, — слушай меня. Ты — мажешь линь жиром, ты — готовишь вторую бухту — одной, чую, не обойдёмся. Ты сразу после броска подашь запасной гарпун. И не зевать, ребятки.

С хрустом размяв затёкшие члены, Йост выпрямился. Швырнул кому-то на колени снятую робу, чтобы не сковывала движений. Поглаживая древко тяжёлого гарпуна, Йост как бы заговаривал-разговаривал с оружием, прося не подвести...

Все в шлюпке напряжённо всматривались в то довольно неопределённо указанное перстом Йоста место, словно пытаясь осознать непостижимость замыслов Творца. Где-то, прямо под ними, в тёмной холодной жути, огромный Левиафан ^[23], утомившись созерцанием мрачной скучной бездны, начал стремительный прорыв к солнцу, ветру, воздуху. И возможной гибели. Туда, где семь жалких кандидатов в Ионы ^[24] могли противопоставить чудищу морскому лишь крепость остро отточенной стали, опыт и глазомер трудяги-гарпунёра, слаженность мускулов при работе на вёслах, да жалкую скорлупу сшитых дубовых досок. Если бы не неумолчная игра ветра и волн, можно было бы отчётливо расслышать бешеную работу семи сердец.