Ландскнехт шагает к океану - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 33

Всегда в продаже, например, «мёртвые души».

Оказался ли полк на острие вражеского удара и был практически полностью повыбит, голод ли протянул меж солдатами свою тощую шею, чума ли чёрной змеёй вползла в лагерные ворота — в бумагах полковника число подчинённых всегда близко к штатному. Такой же ажур в ротных списках. Бумажная армия не болеющих, не голодающих бессмертных топает параллельно. Бесплотные призраки, разумеется, не атакуют и не обороняются, не просят хлеба и не бунтуют. А денежки получают. Ибо жалование казна отпускает именно по этим капитанским и полковничьим рапортичкам. Получив жалование на двести человек, капитан честно выдаёт положенное семидесяти-восьмидесяти имеющимся налицо, а остаток столь же бестрепетно ссыпает в собственный карман. Подобную же операцию проводит и полковник, только остаток у него как минимум на порядок выше. Кавалерийские начальники имеют дополнительный доход на фураже, потому всегда и разодеты пышнее, и деньгами сорят не в пример пехтуре. Проскакивают, разумеется, «белые вороны», тянущие лямку за одно офицерское жалование, но таких чем дольше идёт война, тем меньше. Погибают они, почему-то чаще и раньше. Большинство генералов и офицеров либо кутит напропалую, живя сегодняшним, либо копит на безбедную старость в отставке, думая о завтра. И для первого, и для второго необходимы золотые кругляшки — и побольше. Не будет же офицер, роняя честь, шарить по карманам убитых.

И всё бы распрекрасно, но там, где денежки, там и свары из-за них. Каждый мечтает отхватить кус пожирнее. Затем, если в армии по спискам пятнадцать тысяч, то и задачу дают на пятнадцать, а не на пять, как на самом деле, а это чревато конфузней. Наконец работодатель и заказчик, а у любого из них вечно туго с деньгами, не может не реагировать на наглый обман.

Поэтому время от времени, не столь часто, как хотелось бы верховному командованию, и слишком уж часто по мнению вороватых командиров, устраивались смотры, где список сличался с наличностью.

В такие дни полковники и капитаны становились ну чрезвычайно любезны со слугами, торговцами, проститутками, ребятнёй и прочим лагерным, по мнению командиров, отребьем, для которого во все иные времена у них только окрик и хлыст. Наблюдалась прямо-таки гонка за такими: их улещали, угощали, подкупали. Всё для того только, чтобы приодеть в солдатское, дать оружие и поставить в строй, показав, что вот они, родимые защитнички веры и престола, все на месте, как мы и отписывали, можете убедиться.

И мать, и Маркус, и Катрин, да и весь их шумный табор, не упускал возможности подзаработать. Однако прибыток сей был небезобидным и небезопасным тож. Неподкупленные заранее ревизоры, обычно лишь отечески журили пойманных с поличным офицеров, зато с «липовыми» солдатиками обращались беспощадно: секли принародно, клеймили, резали уши, могли и повесить.

Вот с таким непримиримым фанатиком, чуть ли не из самой Вены ^[103], и пришлось иметь дело матери Маркуса.

В тот год все начальнички, что уцелели, словно с цепи посрывались, выжигая неповиновение и крамолу. И то сказать, недавно столь безоблачный католический небосклон заволокло свинцовыми протестантскими тучами, и всё ещё вчера несокрушимое имперское здание заходило ходуном. Беда не в последнюю очередь утвердилась потому, что очень многие чиновники и генералы блюли государственные интересы в редкие перерывы между наполнением своих карманов. Вон у герцога Савелли ^[104] в Померании за зиму, протянули ноги две трети вояк, а денежки ещё полгода исправно требовали на все десять тысяч. Поэтому на Дунае были твёрдо уверены, что Север на замке, пока Густав-Адольф, всего лишь с тринадцатью тысячами солдат так двинул бронированным кулаком, что вся империя содрогнулась ^[105]. Проверяющий прошествовал мимо матери, которая и усы себе нацепила, и выправкой блистала так, что залюбуешься бравым воякой, как вдруг, обернувшись, несильно ткнул её в грудь:

— Что, служивый, телеса распустил? Никак от водянки пухнешь? Али грыжа заблудилась да не там вылезла?

Мать побледнела, пытаясь что-то сказать, но он уже не слушал. Проворно расстегнул её камзол:

— Что, красавица, совсем растелешить, или и так уж все поняли, что не мужик ты?

И так же лениво, не повышая голоса:

— Возьмите даму.

Сделав пару шагов, обернулся:

— Понимаешь, пахнет от вашего брата по-другому. Амбрэ, так сказать. Вот по запаху я отлов и веду. Без ошибочки.

Дальше в строю, не сразу, а через настоящего ландскнехта, стоял и Маркус. Огромный штурмовой шлем постоянно сползал на глаза, под тяжестью пики затекла рука, прочая амуниция тоже изрядно гнула долу. Хорошо хоть от лат, разных там наколенников и налокотников, в спешной суматохе построения удалось отбояриться.

И сам Маркус, и все окружающие отлично могли предсказать его будущее. Топать ему по солдатской стезе — а по какой же ещё? Сызмальства игрушки — пули, порох украсть да поджечь, или когда очередной «батяня» под настроение смастерит деревянную шпажку, а то и мушкет: и резвись, и привыкай. Со товарищи опять же игры какие — ясно воинские. Причём игра не безымянна, а битва знаменитая или, допустим, осада, рассказов о которых, правдивых и не очень, можно наслушаться у любого костра.

Но мал он пока, не берут в солдаты, год хотя бы ещё подержаться за материну юбку советуют.

Ревизор надолго задержался возле Маркуса. Разглядывал без интереса или осуждения. Маркус почувствовал, как пунцовеют уши, щёки. Тонкие струйки пота зазмеились из-под шлема. Сейчас сильные безжалостные руки вырвут из общего строя, словно зазевавшуюся рыбёшку из родной стихии потащат неводом. Сверкай потом поротой задницей перед всей армией.

— Служи верно, солдатик, — вдруг услышал он, и проверяющий под смех свиты натянул ему шлем на самый нос. — Эх, обстановочка, совсем сопляков приходится поднимать на защиту императора и церкви.

Маркус, боясь спугнуть своё счастье, так и простоял весь смотр, ничего не видя. Чуть позже до него долетел сердитый знакомый шёпот:

— Не думай влезать.

Идиот он, что ли. И мать не выручит, и сам влипнет. Да и ей не убудет с кнута: кости целы останутся, а мясо нарастёт.

Однако так легко, как ожидалось, она в этот раз не отделалась. Посоветовавшись, разоблачённым, а это были в основном непотребные девки и их дети, затесался, правда, ещё и одноногий инвалид, решили рвать ноздри. Верно, ревизор с острым нюхом опасался конкуренции. Кстати, несмотря на все его бахвальства, из строя выдернули едва ли шестую часть псевдосолдат. Везунчики в строю, пряча глаза, переминались с ноги на ногу: вдруг да у кого из приговорённых к экзекуции нервы сдадут. Закричит: «А почему я должна страдать?» — да и пойдёт сдавать всех напропалую.