Призванный хранить - читать онлайн книгу. Автор: Николай Буянов cтр.№ 62

Странные у них были отношения. Они казались весьма добрыми: я видел неподдельную радость в глазах Регенды. И в то же время она словно чего-то опасалась. Резкого слова или насмешливого взгляда — и я почему-то догадывался, что причиной тому было моё присутствие. Хотя... Кто я, и кто она...

Я ждал, что она отошлёт меня прочь. Три против одного, что отошлёт, заключил я пари с самим собой. Нет, пять против одного.

И продулся в прах. Потому что Регенда улыбнулась и сказала:

— Ты, верно, хочешь отдохнуть с дороги, Исавар. Едем в замок, — и оглянулась на меня: — Ты не откажешься сопровождать меня, Рашид?

— Как тебе будет угодно, госпожа, — ответил я.

Нас ждал пир.

Не самый роскошный, не самый шумный и изысканный — видал я пиры, устраиваемые при дворце Абу-Саида (сколько же лет прошло, как я покинул его славный город? Десять? Двадцать?). Помню, как мы степенно входили в прохладные покои, обрамленные вместо стен чередой тонких белых колонн, и как я, согласно высочайшей привилегии, наливал эмиру вино в золотой кубок, украшенный сапфирами. Абу-Саид, одетый в бледно-зелёный тюрбан с серебряной нитью и малиновый парчовый халат, принимал кубок из моих рук, кивал в знак благодарности — и я видел бешеную, бессильную ненависть на лицах царедворцев. С каким бы наслаждением они всадили мне нож в спину или разорвали четвёркой лошадей на городской площади...

Помнил я обилие блюд, даже сосчитать которые было трудно, не говоря о том, чтобы испробовать каждое. Помнил седобородых дервишей в высоких колпаках и длинных, до пола, одеяниях, исполнявших танец Чёрной шапки под заунывные звуки цимбал и уханье барабанов-даценов, и совсем юных девушек, исполнявших танец живота, — они сладострастно извивались наподобие змей и, казалось, совсем были лишены позвоночника... Сколько раз, отяжелев от съеденного и выпитого, я хлопал в ладоши, и слуги — два высоченных чернокожих магриба с золотыми кольцами в носу — уводили понравившуюся мне танцовщицу в мои покои. Кто-то из девушек задерживался там надолго: к примеру, моя младшая, моя любимая жена Тхай-Кюль. Других я ещё до рассвета отсылал из спальни и тут же забывал о них. Я многое мог позволить себе в те годы.

Здесь, в горах, и образ жизни, и людские нравы и обычаи были куда проще и лаконичнее. В большом зале, куда нас привели, было почти темно, несмотря на обилие факелов, торчавших в стенных нишах, — наверное, потому, что сами стены были выложены из тёмного камня, покрытого такой же тёмной штукатуркой с изображениями охотничьих сцен, а окна, выходившие частью во внутренний двор, а частью — к Шоанском предгорью, больше напоминали не окна, а бойницы. Так строили грузинские, абхазские и аланские вожди на протяжении столетий. Так строил дед Регенды царь Аккарен, при котором был воздвигнут этот замок.

Исавар, сидя на почётном месте, под тяжёлым бархатным балдахином, беззаботно наслаждался угощением. Пил вино (сновавшие сзади слуги едва успевали наполнять кубок), много и громко говорил, шутил и сам смеялся своим шуткам. Он производил впечатление простодушного увальня, особенно сейчас, без шлема, кольчуги и нагрудного панциря (а может, и был панцирь — там, под темно-красным чекменём с золотой ниткой, кто знает). И надо признать, прикидывался он довольно искусно. Наверное, он обманул бы и меня, кабы я не заметил его охрану — умелую и крайне неприметную, что говорило о её качестве. Сидят себе люди на скамьях, едят мясо с чёрствых лепёшек, заменяющих блюда (один из здешних обычаев, к которому я привык с трудом), исподтишка пощипывают молоденьких смазливых служанок, слушают музыкантов и хохочут над проделками шутов... Лишь глаза выдают — слишком трезвые и цепкие, несмотря на количество выпитого, слишком плавны и выверены движения, уж я-то понимал в этом толк...

А ещё я увидел подле Исавара странного человека — странного, потому что я никак не мог понять, кто же он. Совершенно обычное лицо, не молод и не стар, одет неброско, но добротно. И явно не воин и не телохранитель. Вот только ест и пьёт... Я чуть не хлопнул себя по лбу, сообразив, что зацепило моё внимание: он ел и пил то, что подавали Исавару. Точнее, сначала все пробовал он, этот человек, проверяя, не подсыпан ли яд в угощение. Да, дорого бы я дал, чтобы узнать, всегда ли так осторожен правитель Сенхорана, или он опасается чего-то конкретного, целенаправленного...

— Ты, как я посмотрю, совсем ничего не ешь, чужестранец, — вдруг услышал я рядом с собой. — Боишься за свой желудок?

Фархад, мой старый знакомый, смотрел на меня не вполне трезво и слегка насмешливо.

— Ты прав, дорогой друг, — миролюбиво ответил я. — Здешняя пища кажется мне непривычной... Хотя, признаться, я много путешествовал по свету и многое успел увидеть.

Он недобро усмехнулся. Выпитого вина в нём было как раз столько, чтобы во всех, кто окружает, видеть врагов.

— Что же за нечистая принесла тебя в Мерангу?

— Нечистая? — безмятежно удивился я. — Я-то полагал, что в вашем городе рады гостям.

Глаза Фархада и без того небольшие, совсем вытянулись в щёлочки. Он сделал попытку схватить меня за рукав, но промахнулся и оттого разозлился ещё сильнее.

— Я не верю тебе, чужестранец. Всего семь дней, как ты появился в нашем городе — и вот ты здесь, на пиру, во дворце правительницы. Я удостоился такой чести далеко не сразу, а ведь мой отец был военачальником у царя Аккарена...

— Но ведь это он был военачальником, не ты, — резонно заметил я.

Фархад не обратил внимания на мою реплику — иначе, наверное, схватился бы за кинжал. А так лишь расплескал вино на скатерть.

— И эта твоя сказочка, будто ты спас царицу от грабителей... Признайся, ты подстроил все сам? Или просто сочинил?

— Правительницу вашего славного города охраняет сам Всевышний, — сказал я. — Я лишь послужил скромным орудием в его руках.

— Бред, — процедил Фархад сквозь зубы. И в который раз за вечер повторил главную свою мысль, главный постулат, за который держался, должно быть, точно пиявка за чью-нибудь ягодицу: — Я тебе не верю. И, клянусь, отныне не спущу с тебя глаз. Если с госпожой что-нибудь случится...

— Мне кажется, ты выпил лишнего.

— А... Это уж моё дело, верно?

— Верно. Только если ты так предан царице, то не роняй себя в её глазах.

Он хотел ответить что-нибудь язвительное, но наткнулся на взгляд Регенды. Вряд ли она прислушивалась к нашему разговору — не пристало ей внимать словам тех, кто сидел у её подножия: слуга да заезжий чужеземец без роду без племени... Но, наверное, поняла, что те слова были отнюдь не мирными, и строго сдвинула брови. И Фархад вдруг сник и съёжился, будто став меньше ростом. Даже, кажется, протрезвел — и мне неожиданно пришло в голову, что его сжигает изнутри самая обычная ревность. Причём не ревность обойдённого царедворца, а ревность мужчины, который узнал, что объектом его вожделения завладел другой... Бедный, вздохнул я про себя, как ты, должно быть, рвал на себе волосы, когда Регенда сказала мне: «Не называй меня госпожой...» Такие муки испытывает, наверное, только чесоточный больной, которому лекарь запретил чесаться.