Призванный хранить - читать онлайн книгу. Автор: Николай Буянов cтр.№ 33

И всё же лицо кагана не выражало должной радости. Знаменитый жеребец — золотисто-рыжий, с чёрным ремешком вдоль хребта, отлично, видимо, зная, что на него устремлены многие тысячи глаз, собранным галопом шёл вдоль бесконечных шеренг, послушный воле своего великого наездника, а мысли того были темнее пасмурного осеннего неба. Ибо много воинов полегло в последнем походе. Много больше, чем прислали в этот раз ханы Белой и Золотой Орды. Это было не по правилам.

Тимур хорошо помнил жаркое лето 750 года Крысы. Лето, когда горела степь и плавились солончаки, лошади падали от бескормицы и обезумевшие матери, чьи груди перестали давать молоко, в отчаянии бросались в огонь. Когда небо пряталось под чёрной пеленой дыма и ханы, заседавшие на курултаях, грызлись меж собой, точно голодные гиены из-за куска падали.

Сам каган сильно изменился за прошедшие годы. Трудно было узнать в нём — великом правителе великого государства — того дерзкого безродного мальчишку, сына берхасского бека, который в компании таких же безродных юных бандитов грабил купчишек победнее, у кого недоставало средств на надёжную охрану. Много воды утекло с тех пор. Множество раз зиму сменяло лето, а Хромой Тимур, проезжая вдоль грохочущего войска, ощущал, как слабеет его былое могущество.

Без малого полтора века улусы Белой и Золотой Орды давали всадников монгольскому войску. Десять тысяч воинов в год — и каждый должен был иметь при себе копьё, саблю и лук с запасом стрел, походную юрту и двух лошадей: верховую и заводную. Так давал воинов в войско Тимура предводитель Золотой Орды Арас-хан. Так давал воинов Батыю его дед, а Чингисхану — прадед. Так, верилось, будет и впредь, пока существуют земли, которые нужно завоевать.

Ныне Арас-хан изменил вековому обычаю. Страшное ли бедствие от пожаров было тому причиной, или он задумал это много раньше — бог весть. Гонец, прискакавший из орды, вошёл в шатёр Тимура и распростёрся ниц на ковре, где неизвестный мастер живо изобразил сцену охоты тигра на пугливую молоденькую лань. Тигр выглядел устрашающе: чёрные и жёлтые полосы делали его похожим на демона, вырвавшегося из ада, клыки напоминали лезвия мечей, и гонцу было страшно. Пожалуй, пострашнее, чем той несчастной лани.

— Смутно нынче в Орде, — запинаясь, доложил гонец. — Досточтимый Арас-хан, желая усмирить непокорных эмиров и напоить их сердца нектаром преданности...

— Короче, — перебил Тимур.

— Внимание и повиновение, — поклонился гонец. — Так вот, чтобы пресечь недовольство своих подданных, досточтимый Арас-хан созвал Курултай племён и провозгласил себя Верховным правителем Золотой и Белой Орды, объявив о своём намерении объединить оба улуса.

— Иначе говоря, этот наглец узурпировал власть, — почти спокойно произнёс Тимур. — А что же остальные ханы? Что же мои верные Мирза Омар-шейх, Хаджа Сейфур, Кунге-оглан, шейх Али-бек, которого я отправил на Русь своим наместником? Неужели все безропотно подчинились Арас-хану?

— Давно уже беседуют с Аллахом и Ходжа Сейфур, и шейх Али, — еле слышно отозвался гонец. — Досточтимого Мирзу, правителя Армении, нукеры Арас-хана разорвали четвёркой лошадей, а Кунге-оглана едва не утопили в выгребной яме — вытащили полузахлебнувшегося, когда тот согласился присягнуть новому кагану на верность.

— И что, присягнул? — так же, не повысив голоса, осведомился Тимур.

— Присягнул, — подтвердил гонец, чувствуя свою голову уже отделённой от туловища. Участь многих гонцов такова: умирать без вины виноватыми за принесённые хозяину дурные вести. Двое ханских слуг (судя по рожам, висельники и душегубы едва ли не от рождения) уже напряглись, ожидая команды своего господина...

Однако хана, кажется, заинтересовало иное.

— Кунге-оглан, — пробормотал он, перебирая чётки из зеленоватого нефрита. — У него ведь, кажется, был племянник...

— Твоя память, как и твои дела, достойны восхищения, Светлейший, — тут же сунулся вперёд один из советников. — Хан Тохтамыш, троюродный племянник досточтимого... — и осёкся, сообразив, что не стоило называть досточтимым предателя.

Но хан не заметил оплошности царедворца. Мановением руки он отослал всех прочь из шатра — лишь двое телохранителей застыли у входа, задёрнутого шёлковым пологом. На них приказ не распространялся.

Каган медленно прошёлся по ковру и в раздумье остановился у кучи старого тряпья, очевидно, по чьему-то недосмотру брошенного у очага. В шёлковом шатре, среди стен в дорогих коврах и дорогом оружии, собранном едва ли не со всего света, это тряпьё выглядело нелепо.

— Неужели Тохтамыш простит Арас-хану надругательство над родным дядей? — проговорил Тимур в пространство.

Тряпьё неожиданно шевельнулось, и из него выпростался длинный морщинистый нос, украшенный уродливой волосатой бородавкой.

— Может, и простит, — послышался резкий надтреснутый голос — точно ворона прокаркала посреди кладбища. — Если ты, великий каган, не напомнишь ему о древнем обычае кровной мести. На самого почтенного Кунге-оглана не стоит надеяться: он стар и раздавлен свалившимся на него бесчестием...

Хан величественно кивнул. Тряпьё снова зашевелилось и село, приняв смутные очертания тощей старухи. Лет ей было столько, что никто не помнил её молодой. Далее сам каган смотрел на неё с некоторым суеверным недоумением — как на мумию, зачем-то извлечённую из фамильного склепа. Длинный нос её упирался в тощую цыплячью грудь, давно выцветшие полуслепые глаза настороженно косили из-под никогда не мытых седых косм, но на сухих запястьях позвякивали массивные золотые браслеты. В особо важных вопросах — тех, что нельзя было доверить никому из приближённых, — хан предпочитал советоваться лишь с ней. Эта старая ведьма по имени Кюль-апа стоила того, чтобы кормить её, беззубую, с золотого блюда и держать подле себя в ханском шатре.

Тимур Хромой не был бы великим правителем великого государства, если бы не имел в улусе Арас-хана верных людей. И те сделали своё дело. Пролетело удушливое лето, отпылали пожары в прикаспийских степях, растаял дым, обнажая давно забытое небо, — и вместе с первым, ещё робким, как поцелуй девушки, снегом, тавачии ^[13] молодого хана Тохтамыша, оседлав быстроногих коней, отправились по кишлакам — собирать ополчение.

— Нет на земле места тому, кто творит бесчинства среди собственных подданных, — громовым голосом выкрикнул Тохтамыш, поднимая коня на дыбы перед многотысячным войском, над которым развевался на ветру стяг с ханским гербом — головой чёрного быка. — Я заставлю Арас-хана змеёй уползти в камни, серой мышью спрятаться в земляную нору, скользкой жабой прыгнуть в вонючее болото... Я верну вам былую славу, завещанную нашими предками. Я поведу вас в битву. И — дам вам победу!

От мощного боевого клича, казалось, содрогнулись небеса. Тридцать тысяч всадников разом взметнули вверх копья, и могучий бык на знамени Тохтамыша угрожающе склонил лобастую голову. Жаль, я не видел этого. Я был далеко.