Франция. Страна королей и пяти республик  - читать онлайн книгу. Автор: Елена Раскина cтр.№ 9

Наверное, многие из жителей славного Юга Франции и знать не знают, кто такой Симон де Монфор… Но при виде пейзажей Иль-де-Франса, проплывающих за окнами вагона, все эти беззаботные южане невольно напрягаются: толстые подбирают животы, а худые высоко вздергивают подбородок. В чем тут дело? Наверное, в генетической памяти… Или в зове предков?

Что ни говори, а в Тулузе, Бордо или Марселе южанам гораздо спокойнее, чем в Париже. Они любят Париж, они гордятся эти великим городом, а все-таки в родном Бордо или в городе фиалок – Тулузе – и вино краснее, и тарталетки слаще… Поэтому, возвращаясь из Парижа, южане с удвоенной силой начинают гордиться своей малой родиной. Им нужен Париж для того, чтобы преуспеть (еще гасконец д, Артаньян говорил, что без славы ему в Париже – не житье!), но пить красное сухое бордоское вино, право же, лучше дома! А то еще эти северяне возьмут да и разбавят вино водой! Где им понимать, что такое настоящее старое бордо какого-нибудь благословенного 1783 года?!

Если вам приходилось беседовать с французами о революции 1789 г. и великом дне 14 июля, то вы непременно обнаружите в большинстве из них (и даже аристократов) глубочайшее уважение и восхищение перед взятием Бастилии, Камиллом Демуленом, Дантоном и (о ужас!) Робеспьером. Мне случалось беседовать о Великой французской революции даже с потомками аристократических родов – и все они в один голос заявляли, что старый режим прогнил, что король Людовик XVI был глуп, королева Мария-Антуанетта – надменна и капризна, а презиравшие народ дворяне вполне заслуживали своей участи. И даже гильотину на главной площади Парижа и площадях других французских городов мои собеседники готовы были оправдать, несмотря на частицу «де», сохранившуюся в их фамилиях. Я же ненавидела революционный террор и почитала Шарлотту Корде, ударившую ножом кровожадного героя революции – Марата.

Взятие Бастилии

Это для нас, русских, слово «Вандея» окружено благородным ореолом. Это мы благодаря Марине Цветаевой любим повторять: «Молодость – доблесть – Вандея – Дон» (если, конечно, знаем эти стихи) и сравнивать контрреволюционное движение в провинции Вандея с нашим Белым Доном и Добровольческой армией. Французы, конечно, упоминают о жестокостях революции, о тысячах казненных и о протестном движении в Вандее, но при этом указывают на величайшее достижение революции – Декларацию прав и свобод человека и гражданина 1789 г., благодаря которой третье сословие – буржуазия – было уравнено в правах с первыми двумя – аристократией и духовенством, а все люди названы равными в человеческом достоинстве и свободными в выборе своего пути.

Бесспорно, эта Декларация – главное достижение Французской буржуазной революции. Но выполнялась ли она? Разве массовые убийства священников и дворян в революционные годы не являются доказательством обратного? Зато с уверенностью можно сказать, что на Декларации прав и свобод человека и гражданина 1789 г. базируется современное французское законодательство, краеугольный камень которого – равенство людей в своем человеческом достоинстве и реализация их прав и свобод. Значит, французские революционеры все же чего-то достигли: и величие у событий 1789 г. все-таки было, хотя очень быстро это величие обратилось в гнев и разнузданный террор.

С чего же все начиналось? С борьбы за права третьего сословия – буржуазии. С падения нравов аристократии, непомерной роскоши двора и безумств королевы Марии-Антуанетты, стоивших не одно состояние. Высшее дворянство страны представляло собой 4000 семей, представленных ко двору, которые делили между собой 33 миллиона, расходовавшиеся на содержание придворного штата. Король выдавал 28 миллионов пенсий и 46 миллионов жалования офицерам армии, поглощавших больше половины военного бюджета. Представители 4000 знатных семей не могли жаловаться на судьбу: их жизнь протекала легко, изящно и сладко, и повредить ей могли только капризы короля, который в любой момент мог удалить того или иного аристократа от двора, посадить его в Бастилию или другую королевскую крепость и даже казнить.

Был еще и так называемый «аристократический плебс» – младшие сыновья знатных отцов, которым не удалось попасть в армию или духовенство. Младшие сыновья получали ничтожную часть отцовского состояния и жили в своих замках скромно и просто – особенно по сравнению с семьями, представленными ко двору. Конечно, провинциальные дворяне порой ненавидели столичных аристократов, особенно «придворных любимчиков».

Как же жили крестьяне? По сравнению с русскими крепостными – очень даже неплохо. И тяжело – по европейской шкале ценностей. Надо сказать, что во Франции с раннего Средневековья не было крепостного права в русском понимании этого термина. Крестьян не могли продать или купить – по сути, они были только арендаторами, обрабатывавшими землю феодала. Крестьяне платили феодальную ренту – и только. Однако собственник земли мог увеличить ренту и сделать ее выплату непосильной для крестьянина, мог предъявить претензию на третью часть общинных выгонов (феодальный триаж). Все это вызывало массовые недовольства крестьян.

Уже в XII–XIV вв. французские крестьяне получили право продавать и покупать землю, переходить из вотчины в вотчину (русский «Юрьев день», очень быстро отмененный). В XIII–XIV вв. во Франции массовым стал выкуп серважа (фиксация ренты, увеличение владельческих прав и свободы передвижения). К 1772 г. во Франции уже забыли о том, что можно торговать людьми, тогда как в России крепостничество переживало фазу расцвета.

Старый режим королевской Франции действительно нуждался в реформах, но в мирной и постепенной эволюции, а не в ноже гильотины, который отсёк голову короля Людовика XVI из династии Бурбонов, его супруги Марии-Антуанетты Австрийской, а вслед за ними – тысяч и тысяч людей, включая лидеров революции. «Революция пожирает своих детей», – сказал Жорж-Жак Дантон, один из вождей революционных событий, казненный по приказу лидера якобинцев – бывшего адвоката из Арраса, Максимилиана де Робеспьера. Странно звучит, но Робеспьер был дворянином и в последние годы Старого режима очень гордился тем, что в его фамилии присутствует частица «де». Потом он, правда, безболезненно удалил частицу «де» из своей фамилии и приходил в восторг от того, что не принадлежит к гонимому дворянству.

Использовать гильотину для быстрой и «безболезненной» казни предложил, конечно же «из гуманных соображений», врач и член Национальной Ассамблеи Гийотен. Вопреки расхожему представлению доктор Гийотен не изобрел орудие казни, названное его именем. Это устройство с косым ножом, ставшее стандартным орудием расправы над живым существом, уже употреблялось в Шотландии и Ирландии и называлось «Шотландской девой». Косой нож с необыкновенной быстротой падал на шею приговоренного, зажатую в деревянных тисках, и смерть наступала мгновенно.

Казнь на гильотине