Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 88

Профессиональный щипач Мишка Токарев, проживавший в самом центре квартала страстей человеческих — на Черняевской,17, предпочитал работать с каней — толченой канифолью, которую при совершении карманной кражи берут на пальцы, чтобы выначиваемый предмет не выскользнул из рук. В иных ситуациях каня нужна была Мишке, чтобы незаметно посыпать ею плечо жертвы, а затем любезно помогать ей отряхнуться. Пока фраер с благодарностью принимал помощь, Мишка успевал дернуть бимбер.

Нахичеванский ширмач по кличке Козел любил выходить на охоту со свежим номером журнала «Коммунист» в виде ширмы. Солидный мужчина при очках и шляпе с верноподданическим журналом вызывал почтение и усыплял бдительность.

Нередко щипачи усыпляли бдительность жертвы таким способом: игриво закрывали сзади глаза ладонями со словами «угадай, кто это» или просто кидались на шею: «Привет, земляк, как поживаешь?» Обнимались-целовались, хлопали по плечу. Когда выяснялось, что это не Акимушка-Софронушка-Касьянушка, вежливо извинялись, мол, обознался, бывает. Наивный прохожий посмеивался над рассеянным чудаком, не догадываясь, что тот уже гладит у себя в кармане его бумажник.

Можно было отвлечь жертву и неожиданным вопросом. В 1910 году популярностью пользовался такой способ — подойти к фраеру и спросить: «Ты видел комету Галлея? Хочешь покажу?» О комете слышали все, о ней взахлеб писали ростовские газеты, но видеть ее мало кто мог. И пока сообщник щипача указывал фраеру на загадочные небеса, карманник спокойно делал свою работу.

От сообразительности затырщика (сообщник) зависело очень многое. Обычно ростовские щипачи предпочитали работать командой по 2–4 человека. Первым на поле боя выдвигался обмерщик. В его задачу входил ошмалаш: понять, кто из грачей при деньгах и где он их прячет. Главным в бригаде считался тырщик — собственно карманник, или, как их называли в Ростове, торговец, купец. Они шли не воровать, а торговать. Первый помощник, притырщик, прижимал жертву к тырщику. Тот, срубив шмеля, молниеносно передавал добычу затырщику, а тот уже запускал ее дальше — перетырщику. Уследить за третьими-четвертыми уркаганскими руками жертве было практически невозможно. В результате обворованный господин хватал за воротник честнейшего парня, который недоуменно выворачивал собственные карманы, демонстрируя публике свою непричастность. Но именно на затырщика ложилась обязанность отвлекать фраера невинной просьбой, возгласом, мольбой, провокацией скандала, просто случайным толчком локтя и т. п., дабы тот хоть на миг утратил бдительность. За это он получал треть будущего слама.

Действующий в одиночку щипач часто работал с помощью марафета или ширмы — держал в руках большой букет цветов, плащ, пиджак, пакет, из-под которого ему удобно было манипулировать с одеждой или сумочкой жертвы (отсюда их название ширмачи — работающие под ширмой).

Были умельцы, которые мастерили деревянную руку в перчатке или гипсе, маскировавшую действия настоящей. При этом вторая рука, настоящая, сжимала газету или размахивала ею, отвлекая внимание жертвы. Так действовал известный ростовский карманник-гастролер Мовше Израильский, чей стаж «карманной тяги» превышал 30 лет. Ловкач Мовше повторял известный трюк, который описывал еще в XIX веке в книге «О воровстве-краже по русскому праву» ученый-правовед, профессор Киевского университета Леонид Белогриц-Котляревский. Он писал об отечественных карманниках, демонстрировавших класс начинающим коллегам: «Они показывали ученикам своим тут же на площади, с какой ловкостью надо это сделать: вынимали у проходящих из карманов табакерку, нюхали табак и клали ее снова в карман проходящему, а тот шел, ничего не замечая». Мовше же вынимал у фраера портсигар, доставал оттуда папиросу, прикуривал и клал портсигар обратно.

В последний раз его задержали 19 февраля 1914 года, уже в преклонном возрасте, в театре Асмолова, где он присутствовал на лекции известного публициста и историка Венедикта Мякотина о декабристах, попутно помогая сообщникам освобождать карманы публики от лишнего груза. В силу возраста он работал в качестве затырщика — для щипача руки уже не те, да и глаза. Зато кошелек доктора Кернера с 240 рублями и двумя векселями на 900 рублей Мовше успел передать перетырщику. Подельников своих, понятное дело, он не сдал.

В 80-х годах XIX века ростовская полиция с ног сбилась, разыскивая шайку карманников, практически затерроризировавших обывателей. Дня не проходило, чтобы в полицию с бранью не шли обворованные с разрезанными карманами, дырявыми сумками, пустыми ридикюлями. Причем по почерку было понятно, что действует именно шайка, а не многочисленные ростовские одиночки. Пострадавшие были везде: на Старом базаре, в Городском саду, в театре Асмолова, на пароходной пристани, на железнодорожном вокзале, на кладбищах, на Садовой и Пушкинской улице, в магазинах и т. д. Общая сумма похищенных вещей и ценных бумаг исчислялась десятками тысяч рублей. Только в мае 1884 года в Ростове было совершено более 30 крупных карманных краж, не считая мелочи. У купца Копылова похитили ценностей и бумаг на 3 тысячи, у Ященко — деньгами 3 тысячи, у Наума Ульянова и Петра Вейрмана — золотые часы с цепочкой, у мещанина Бербера — денег на общую сумму 2,5 тысячи, у Павлова — бумажник с 560 рублями. При перенесении Аксайской иконы Божьей Матери Одигитрии 6 мая 1884 года шайка вовсю повеселилась, полиция подсчитала сумму украденного у благочестивых богомольцев: около 3,7 тысячи рублей. У крестьянина Максима Зайцева бумажник с 1 тысячей рублей вытащили уже у собора. Сам потерпевший полиции сказал, что он очень боялся карманников, в собор даже не входил, а стоял у него вместе с казаком Часловым и постоянно придерживал карман с бумажником. Но когда понесли икону, один из незнакомцев отделил его от казака. Когда же Зайцев поднял руку, чтобы перекреститься, а затем опустил, то в кармане ощутил предательскую пустоту.

29 января 1886 года по окончании Харьковской Крещенской ярмарки купец Степан Чалхунов выехал вечерним поездом в Нахичевань. На ярмарке он продал партию овчины на 30 тысяч рублей. Деньги почте не доверил, вез при себе в трех потайных карманах жилетки — один под спиной, два под боками (в левом 10 тысяч, в правом — 200 сторублевок). Сверху натянул пиджак и шубу для спокойствия. Опасаясь карманников, сел в вагоне ближе к свету, вместе с приятелями Николаем Лазаревым и Юрием Рубановым. Но, чего греха таить, все с ярмарки, приняли, конечно, по маленькой. И не раз. Потом к ним в купе подсели приличный молодой человек и мальчик 12–13 лет. Приятели с устатку прикорнули, купец тоже. Проснулся он уже под Славянском. Ощупал себя — правый карман разрезан, деньги исчезли. Мальчика с господином след простыл — вышли в Лозовой.

Полицмейстеры Федор Нордберг и Иван Зайцев волосы на головах рвали, чехвостя подчиненных на чем свет стоит. Но приставы не могли взять след, а платные стукачи просто разводили руками — не наших работа. Что наталкивало на мысль о залетной бригаде с хорошей дисциплиной и опытным мазом во главе. Подкреплялась догадка еще и тем, что ворованное шайка очень грамотно сбывала не через блатер-каинов Богатяновки, где залетных быстро сдали бы полиции, а через барыжный канал знаменитых ночлежек «Окаянки», «Полтавцевки» или «Гаврюшки». К тому же широкий ареал деятельности доказывал, что конкретное место и жертву шайка не намечала — она действовала и на железной дороге, и на пароходах, и в трамваях, и в театрах, и на базарах. А значит, своей территории она не имела. Следовательно, это могло быть делом рук исключительно залетных. Причем надолго осевших в Ростове.