Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 109

«Окаянка», как пятизвездочный отель в масштабах ростовских вертепов позапрошлого века, имела три отделения. Первое — чайная. Чай там заваривали чуть ли не из половой тряпки. Самым изысканным блюдом считалось полштофа водки и кусок черного хлеба с крупной солью за 18 копеек. Водка, понятное дело, не «Смирновская» — у адептов глаза на лоб лезли от этого пойла. Но ничего, пили. Менее романтичные гуртовики хлестали из горла зелено вино за гривенник (со стаканчиком было дороже) и курили антрацит — жуткую на вид махру.

Второе отделение — дворянское. Босяки здесь ночевали на дворе, наслаждаясь фекальными ароматами и кишечными гейзерами на открытом воздухе.

Третье — общая. За пятачок тут «смешивались в кучу кони, люди». В огромной темной, донельзя грязной зале вповалку лежали сотни человекообразных. Из-за постоянно заколоченных окон летом они дурели от духоты, зимой тут веяли такие «вихри враждебные», что один-два трупа утром без шума отволакивали на кладбище. В зале были никогда не убирающиеся столы из неоструганных досок и длинные, как рельсы, скамьи. Еженощно в общей возникали потасовки за право спать на этих нарах, оканчивающиеся далеко небезобидно.

Известный репортер «Приазовского края» Алексей Свирский, получивший прозвище ростовского Гиляровского, в своей книге «Ростовские трущобы» пишет: «Посетителей „Окаянки“ можно разделить на пять классов. Первый класс — „кондуктора“, босяки, занимающиеся „поноской“, то есть носящие корзины с провизией, следуя позади хозяйки, или же промышляющие выпрашиванием милостыни; второй класс — это барышники, они же „блатырь-каины“ (покупающие ворованные вещи); третий — женщины и дети (начиная с семилетнего возраста); четвертый — „халамидники“ (базарные жулики) и пятый — „фраера“, люди, попавшие в трущобу по пьяному делу, за счет которых можно поживиться».

Смертоубийство — обычное дело для «Окаянки». Обозленные, потерявшие человеческий облик люмпены, за день нахватавшиеся тумаков от базарных торговцев, получившие по шеям от портовиков, хлебнувшие дубиной по спине от квартального, шли в родимый притон и вымещали все обиды друг на друге. Уже без всякой жалости и сочувствия. Хозяин же, дабы не иметь проблем с полицией, втихаря прятал концы в воду, в прямом смысле: мрачная подвода ночью спускалась к Дону и сбрасывала покойника в реку. За услугу виновный потом отрабатывал ему сторицей.

Теснейшие отношения с владельцем «Окаянки» поддерживали блатырь-каины и халамидники. Через него сбывалось ворованное на Новом базаре барахлишко. Сам притон использовался под склад. Искать сюда никто не полезет — рисковали остаться без головы. В нужный момент в «Окаянку» ныряли, чтобы отлежаться от преследования полиции. Обитала тут и мелкая шпана, душегубы по неосторожности, профессиональные драчуны, лохотронщики, освоившие такие замечательные виды кидалова обывателей, как «китайский бильярд», «петля», «вертушка», «волчок» и др.

Были тут и свои легенды. Знаменитый на весь Ростов драчун Сенька Блоха — непременный участник всех побоищ и погромов. На спор по пьяной лавочке так лупил головой в стену, что кусками отлетала известка.

Отставной солдат непонятно каких войн одноногий Прошка Бегунок. В многочисленных ночлежных потасовках он отстегивал свою деревянную култышку и, ловко прыгая на одной ноге, так виртуозно дубасил противников этим внушительным поленом, что неизменно посылал в нокаут очередного драчуна, сам же оставаясь даже без синяков.

Известен и любим был среди ночлежников отставной унтер-офицер Николай Агафонов, известный под прозвищем Боевой Генерал. Высокий, сильный, что удивительно, грамотный, он никому не отказывал в помощи. Но попробовал бы кто усомниться в боевом прошлом Генерала — он без лишних реверансов бил в морду с последующей отключкой хама. Бравый вояка пил безбожно и умер в апреле 1904 года в родной «Окаянке», с ополовиненной бутылкой мутной водки в руках.

Громкую славу стяжала себе и соседка «Окаянки» — мрачная эшопа «Полтавцевка» на углу Большого проспекта и Никольской улицы (Ворошиловский и Социалистическая).

Названная, как и ее близнец «Прохоровка», по фамилии владельца, она представляла собой почти точную копию «Окаянки» и «Обжорки». Единственным отличием являлось то, что столы в пятикопеечной ночлежке были застелены скатертями. Правда, по мнению очевидцев, скатерти «здорово смахивали на солдатские портянки», никогда не стиранные и подлинного своего цвета уже давно не ведающие. Как ни странно, именно этими скатертями местная братия несказанно гордилась. До полуночи в «Полтавцевке» шла бойкая торговля тряпьем, а после закатывались грандиозные оргии с участием основного контингента: рабочих, извозчиков и проституток.

Самой примечательной личностью «Полтавцевки» считался Миколай Писарь. Из спившихся то ли студентов, то ли «покалеченных стаканом» журналистов. За копейку-другую сочинял нуждающимся такие душераздирающие письма к жене (родителям, невестам, прошения к властям, жалобы и др.), что весь притон воем выл и слезами заливался. Сам репортер Свирский поражался громадному дарованию Миколая, с ходу готового накропать все, что угодно, и ни разу не бравшегося за перо в трезвом виде…

Еще один притон из «новобазарных» — «Гаврюшка» (Большой проспект — Московская). От своих собратьев он отличался лишь двумя этажами и вечно сырым погребом. Здесь отделения шли вертикально: верхнее, среднее и нижнее. Градацию завсегдатаев представить нетрудно: состоятельность «гаврюшников» измерялась как в государстве — начиная с крыши. Свидетели упоминали о нем как о «вертепе, который своей чудовищной грязью и злокачественной провизией перещеголял даже „Окаянку“ и „Полтавцевку“. Но вместе с тем никакая другая трущоба на Новом базаре не пользовалась такой популярностью».

Позволим себе не согласиться. Самой грязной забегаловкой на Большом проспекте, да пожалуй и во всем Ростове, все-таки по праву считалась зловонная дыра «Прохоровка» (Большой проспект — Тургеневская). Этот бывший трактир владелец Прохоров переделал под дешевейшую ночлежку, пользующуюся бешеной популярностью у нищих и спившейся мастеровщины. Деловой Прохоров сломал перегородки и устроил громадный крытый бивуак, где всего за алтын на глиняном полу скопом валялись до полутысячи постояльцев, без различия пола и возраста. Хоть это лежбище и называлось клоповником, но собственно клопам заводиться тут было негде. Другое дело — вши, гниды, блохи и иные паразиты, предпочитающие человеческую плоть.

Клопов же следовало искать в пятикопеечном отделении с грубо сколоченными нарами. А еще лучше — в «дворянской». Там в маленьком чуланчике располагались всего пять коек, по гривеннику за каждую, с тюфяками, набитыми соломой. Здесь обитала «элитная братва» из тех, которые собирали дань с «нищих», «погорельцев», «мамах с поленом» и др., составлявших основу профессионального попрошайничества. Естественно, определенный процент за это «элита» отстегивала и самому Прохорову — для того деньги никогда не пахли. Не брезговал хозяин также барыжничеством и торговлей краденым. Благо «крыша» позволяла.

Помещения «Прохоровки» принципиально не мылись, даже не проветривались. Смрадный дух растекался по всему базару, шибал в нос городовым и отбивал охоту появляться здесь даже незакомплексованным обитателям «Окаянки» и «Гаврюшки», также воздуха не озонировавшим. Зато она имела несколько выходов. Так что при облавах залегшие тут на дно бандиты мигом улетучивались через только им известные щели. Полиции никогда, до самого закрытия вертепа в 1900 году, не удавалось отыскать все лазы в этой крысиной норе…