Когда солнце уже подбиралось к зениту, Иоганн направился к назначенному месту. Виноградники подбирались почти вплотную к стенам обители, так что укрыться в их тени не представляло особого труда. Когда колокола прозвонили полдень, юноша дважды просвистел и стал ждать. Никакого движения.
Сердце едва не выскакивало из его груди. Может, еще слишком рано? А если старая монахиня не передала письмо? Или, что хуже всего, сестры распознали секретный шифр и призвали Маргариту к ответу?
Следующая мысль была до того пугающей, что Иоганн сразу ее отринул. Что, если Маргарита прочла письмо, но не желала его видеть?
Иоганн снова просвистел, но по-прежнему ничего не происходило. В конце концов он подобрал несколько камешков и стал бросать их в ставни.
Мгновения превращались в вечность. Потом послышался скрип и на втором этаже, чуть правее, отворились ставни.
Иоганн замер. В проеме показалась женская фигурка. Она прикрылась ладонью, чтобы солнце не било в глаза, но юноша хорошо видел ее бледное веснушчатое лицо. Из-под черного чепца выбивались несколько золотистых прядей. Все те же полные и чувственные губы, но щеки уже не такие румяные, как прежде, и в глазах затаилась печаль. Иоганн запомнил ее совсем другой, но даже теперь она была прекрасна, как и два года назад, в их последнюю встречу.
У окна стояла Маргарита.
Она обшарила взглядом виноградники, но Иоганна так и не заметила. Ему захотелось насладиться моментом – так охотник засматривался на осторожную косулю на лесной поляне. Прошло несколько секунд, и тогда юноша позвал ее по имени:
– Маргарита, я здесь!
Только теперь она разглядела его в зарослях. Губы ее изогнулись в радостной улыбке, но глаза по-прежнему были пусты.
– Иоганн! – прошептала она. – Боже мой, Иоганн… Значит… значит, это был не сон. Это письмо…
Голос ее звучал хрипло, как заржавелый замок.
– Это я написал письмо, – вымолвил Иоганн.
Его трясло от радости. Вновь увидеть ее, спустя два года… это оказалось выше его сил. На него волной обрушились воспоминания.
– Маргарита… – начал он. – Я… так долго искал тебя… я…
Голос ему не повиновался. От одного ее вида у юноши перехватывало дыхание.
– Где ты пропадал? – спросила Маргарита. – Прошло ведь столько времени…
Только теперь Иоганн осознал, что она действительно заговорила. Оцепенение спало, но в ней самой произошла какая-то перемена. Она стояла слишком далеко, чтобы разглядеть как следует, но Иоганн заметил морщинки в уголках ее глаз. Разве это возможно? Ей ведь только стукнуло восемнадцать. Казалось, с последней их встречи минула целая вечность…
– Много чего произошло, – промолвил он медленно. – Мне… пришлось покинуть Книтлинген. Отец не хотел меня больше видеть, а Мартин так и не нашелся. На меня взвалили всю вину, а ты… ты не разговаривала…
– Я знаю. – Она выдержала паузу и вздохнула. – Иногда я что-то вспоминаю, но только обрывки, все как будто в тумане. Шиллингов лес, булыжник с дьявольским ликом, пещера, твои плечи… И этот человек…
– Что за человек? – спросил Иоганн.
– В лесу… – Маргарита резко оглянулась, словно сзади кто-то приближался. – Послушай, Иоганн, что было, то было. Здесь я начала новую жизнь. Мой муж…
– Я знаю, что сделал твой так называемый муж, – резко оборвал ее Иоганн.
– Нет, ты не понимаешь. На самом деле я благодарна ему. Здесь я чувствую себя в безопасности.
– Но что тебе угрожает? – не унимался юноша.
Маргарита снова помолчала; секунды тянулись мучительно долго. Несколько голубей вспорхнули на крыши. Наконец, когда молчание стало уже невыносимым, Маргарита зашептала так тихо, что Иоганн с трудом разбирал слова:
– Я вижу сны, Иоганн, жуткие сны. И в них я вижу, что произошло тогда и что еще произойдет. Зверь пробуждается, Иоганн! Он поднимется из глубин и поглотит землю. Так сказал мне человек в лесу.
– Что за зверь?
– Иоганн, нам нельзя больше видеться… – Маргарита заплакала. Иоганн видел, как слезы скатываются по ее щекам. Голос то и дело вздрагивал. – Я боюсь, страшно боюсь… Не только за себя, но и за тебя, за всех людей… Тот человек сказал, что начинается новая эра. Порой мне кажется, что я одна знаю об этом. Что он сказал это только мне.
Иоганн сжал кулаки. Что это на нее нашло? Может, она и впрямь тронулась умом? Неужели ее пьяный супруг оказался прав?
– Маргарита, прошу тебя! – взмолился он. – Я проделал такой путь, только чтобы вновь тебя увидеть! Не гони меня. Я должен хотя бы понять, о чем ты говоришь. И рассказать, что мне пришлось пережить за эти два года!
Маргарита колебалась в нерешительности.
– В праздник архангела Михаила, – произнесла она наконец. – Я вместе со всеми буду собирать виноград. – Она печально улыбнулась. – Как раньше, в Книтлингене, помнишь? Мы с тобой тогда тоже прятались в виноградниках. Я попытаюсь разминуться с остальными. Может, нам удастся увидеться. Но прошу тебя, Иоганн, ты должен… – Она вдруг запнулась и осеклась. – Кто-то идет! Мне пора, ступай с Богом!
Маргарита закрыла ставни, и Иоганн остался один. Он весь дрожал. На секунду закрыл глаза и вновь увидел ее лицо. Это лицо и ее смех уже дважды спасли его.
Он разыскал Маргариту.
Он вновь увидится с ней, коснется ее и вдохнет ее запах. И все будет хорошо. А что она говорила о своих видениях – то лишь дурные воспоминания, которые возвращались во сне. Его тоже порой мучили такие кошмары.
Связанные тела на деревьях… запретные книги синьора Барбарезе… распятый Арчибальд… слова на стене базилики…
Пока он спускался через поля к причалу, небеса вдруг разверзлись, прогремел гром и на него хлынул по-летнему теплый ливень. Иоганн запрокинул голову, раскрыл рот и жадно глотал крупные капли.
Вкусом они напоминали кровь.
* * *
Под ивой у реки стоял человек. Он смотрел, как юный студент забирается в лодку и уплывает прочь. Капли стучали по капюшону, пропитывали плащ и сбегали по сапогам. Но человек ничего не замечал. Ненависть жгла его изнутри, и никакой дождь не способен был ее притушить.
Человек выждал, пока барка не скроется за стеной дождя, после чего спустился к причалу, забрался в другую лодку и поплыл в сторону Гейдельберга, работая веслами и раздумывая, как ему поступить. Наконец он улыбнулся. Капли, как слезы, стекали по сломанному носу.
Времени предостаточно.
Так или иначе, месть из тех блюд, что лучше подавать холодными.
* * *
Иоганн с нетерпением ждал новой встречи с Маргаритой. Он как будто расцвел и с невиданным доселе рвением погрузился в занятия. Засыпал преподавателей вопросами и замечаниями по теологическим текстам, а в свободное время переводил труды Аристотеля и Платона, чтобы отточить греческий. В то же время юноша старался лишний раз не попадаться на глаза Гансу Альтмайеру. Лицо швабского предводителя до сих пор пестрело после того злополучного удара, нос распух и скривился. Иоганн подозревал, что это увечье останется с Гансом на всю оставшуюся жизнь. Его лицо, усеянное оспинами, теперь стало еще безобразнее.