Иоганна распластали и стали стягивать с него одежду. Он не сопротивлялся и скоро почувствовал, как напряглась его плоть. Потом стало влажно и тепло. Сквозь слезы Иоганн увидел перед собой грузное существо: оно водрузилось на него, вобрало в себя. Хор женских голосов возвысился до небес.
– О, Остара, услышь нас! – звенели голоса. – О, Велиал, взываем к тебе!
Плоть его с чавканьем погружалась в лоно существа. Запах земли усиливался. Иоганн вдыхал запах свежего гумуса, прелых листьев и травы, рождаемых и гниющих в извечном круговороте жизни. Перед ним повисли крупные, тяжелые груди. Словно во сне, юноша схватился за них – и услышал довольное урчание. Он целиком поддался ритму движений, его качало, как на волнах кровавой реки. Урчание и стоны становились громче, и в конце концов кто-то издал дикий вопль. Иоганн не сразу осознал, что это он сам зашелся в крике. Он кричал от восторга и возбуждения. И слышал, как где-то в отдалении смеются и кричат Тонио и Пуату. Воро́ны в клетке и ворон каркали во все горло, это походило на смех сумасшедших.
Багровые волны становились все выше, Иоганн раскачивался на них, и его вновь обвили чьи-то руки. Обнаженное тело внезапно объяло его, оно пахло землей и кровью. Он хватал длинные, непослушные, как у зверя, волосы. Черные, рыжие, белые, каштановые локоны. Множество обнаженных рук и ног, полных грудей и мягких ягодиц терлись о его тело. Языки лизали его, и он отвечал тем же, чувствуя во рту солоноватый привкус, словно погружался в глубины океана. Иоганн всецело отдался дикой оргии. Хор голосов то затихал, то нарастал, голоса шептали юноше в ухо, подстегивали его, визжали, вопили и стонали в едином стремлении к неизбежному апогею.
В какой-то миг все кончилось, семя хлынуло наружу, и стон резко оборвался.
Иоганн провалился в непроглядную тьму.
* * *
Когда он вновь открыл глаза, взор его был ясен, и юноша огляделся. Вокруг громадного тлеющего костра лежали завернутые в одеяла люди, изнуренные после оргии. Над поляной, подвешенные на ветвях, качались, словно погасшие лампы, маленькие безжизненные тела. Кругом стояла мертвая тишина. Зелье прекратило свое действие, и действительность волной захлестнула Иоганна. Он вскочил и бросился бежать, совершенно голый, по темному лесу. Ветки и шипы раздирали кожу, дул промозглый ветер, но Иоганн ничего не чувствовал. Он мчался прочь, как затравленный зверь.
Внезапно за спиной раздался гневный крик, затем последовал знакомый властный голос.
Голос наставника.
– Вернись, Фауст! – крикнул он. – Вернись, я тебе приказываю!
Иоганн не останавливался, и вновь до него долетел голос Тонио:
– Остановись, не поступай так со мной! Не поступай так с собой!
Было в его голосе что-то, отчего Иоганн замедлил бег. Не требование, а просьба, даже мольба.
– Вернись, Фауст! Я еще столькому могу научить тебя! Мир ляжет у твоих ног… у наших ног! Ты перевернешь его с ног на голову, если пожелаешь. Homo Deus est! Фауст, прошу тебя…
Иоганн замер на мгновение, но потом снова побежал прочь. Он перепрыгивал через кусты и поваленные деревья, переходил ручьи и перебирался через ямы. Он спотыкался, падал, поднимался и бежал еще быстрее, не останавливаясь и не оглядываясь. Крик за спиной стал жалобным и в конце концов перешел в яростный визг.
Даже когда голос наставника давно смолк, Иоганн бежал.
Тонио дель Моравиа, маг и астролог, хранитель семи печатей, исчез из жизни Иоганна.
Акт третий. С артистами
8
Только когда забрезжил рассвет, действие дурмана прекратилось полностью. До тех пор Иоганн мчался через лес, словно неутомимый волк, голый и грязный. Если силы оставляли его, он забирался в какую-нибудь яму или под упавшее дерево, поросшее зеленоватыми грибами. Но ужас перед Тонио и тем зрелищем, которое открылось его глазам, был сильнее любой усталости.
Иоганн бежал так, словно за ним гнался сам дьявол.
Среди деревьев роились черные тени и, словно летучие мыши, бросались на Иоганна. Он кричал и отбивался, хотя понимал, что они ему только мерещатся. Ему слышались тихие голоса, их сменял рев разъяренного зверя, а затем – детский плач. Последнее было хуже всего. Перед глазами вновь возникали безжизненные тела, подвешенные на ветвях, и капли крови, падающие на землю.
В конце концов Иоганн выбился из сил, его зашатало. Он растянулся на земле, кое-как укрылся ветками и прошлогодней листвой – и в следующий миг забылся благостным сном.
Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко.
Иоганн растерянно огляделся, потом подскочил, как после кошмарного сна. Он продрог. Еще никогда в жизни ему не приходилось так мерзнуть. Пальцы на ногах посинели, озябшие члены ныли, и трясло его так, что он с трудом мог пошевелиться. Только теперь юноша заметил, что нож по-прежнему висит у него на шее – единственное, что у него осталось.
Иоганн выбрался из ямы, и на него лавиной обрушились воспоминания. Голова гудела, и он не мог различить, что прошлой ночью происходило в действительности, а что явилось плодом его воображения. С той самой минуты, когда Тонио заставил Иоганна выпить зелье, рассудок юноши помутился. Отец Антоний когда-то рассказывал ему о таких отварах. Они содержали в себе белену, семена дурмана и красавки, и другие травы, которые дарили ощущение полета и пробуждали похотливые видения.
Тот, кто примет слишком много, уносился прямиком в ад.
По словам отца Антония, в глухих селениях девушки и парни постарше порой собирали такие растения и варили из них зелье, чтобы хоть на время вырваться из деревенских и семейных оков. Ведьмы тоже готовили подобные отвары, чтобы совокупляться с дьяволом. Во время так называемых шабашей они натирали свои метлы этим варевом и взмывали до самых облаков. До сих пор эти истории казались Иоганну нелепыми выдумками.
Теперь же он готов был поверить в них.
Если память не обманывала, то на поляне Тонио и Пуату призывали какое-то темное существо – возможно, самого дьявола. Вероятно, они были сатанистами, последователями Люцифера, и совершали жуткие ритуалы. А все те женщины, которые целовали его, с которыми он совокуплялся, – было ли это в действительности? И то грузное существо, что водрузилось на него в начале?
Может, это была ведьма? Или кто похуже, о ком Иоганн боялся даже подумать?
Он опустил взгляд. В промежности засохла грязь, налипли ошметки листьев. Потом опять вспомнил окровавленные тела над костром, и его замутило.
Юноша согнулся пополам, и его снова стошнило. Он отхаркивал лишь зеленую желчь, но после ему стало чуть легче. Иоганн выпрямился и огляделся. Зубы у него стучали – ему необходимо было найти какую-нибудь одежду, иначе он замерзнет насмерть. Вокруг высились темные ели, едва пропускавшие солнечный свет. Иоганн понятия не имел, в каком направлении идти. Он постоял в нерешительности и в конце концов двинулся по узкой звериной тропе – так ему пришлось продираться хотя бы сквозь подлесок.