Каменная ночь - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Мерридейл cтр.№ 72

Считается, что с 23 по 26 января сквозь Колонный зал Дома союзов прошло по меньшей мере полмиллиона человек ^[464]. Люди день и ночь стояли в очередях, притом что температура в те дни опускалась ниже тридцати градусов мороза. Если оставаться на таком холоде столько времени, даже человек в валенках рискует получить обморожение. Моссовет сделал все возможное, чтобы скрасить ожидание тысячам собравшихся в траурных очередях. Вдоль всего маршрута разожгли костры, а на установленных на Тверском бульваре и рядом с образцовой столовой МСПО “Прага” прилавках можно было купить чай.

Очередь была дисциплинированной и бессловесной. У каждого в ней были свои воспоминания; покойный изменил жизнь каждого до неузнаваемости. И так они стояли, мерзли, толпились и каждый час передвигались вперед, заворачивая за очередной угол и постепенно приближаясь к цели. Это было долгое ожидание на морозе, но в конце концов у каждого из счастливчиков, кому удалось добраться до Москвы, был шанс. Их проталкивали вперед мимо караула, сквозь тяжелые двери, внутрь великолепного помещения, и это был как будто иной, “тот свет”. Внутри царил полумрак, горели сотни свечей, и на каждой поверхности отражался отблеск красных знамен. Воздух был тяжелым от дыхания тысяч людей, чеснока, старого табака, отсыревшей овчины, а также запаха лилий, сотен лилий – их терпкий сладкий запах соединялся с резким запахом вечнозеленых хвойных веток, украшавших катафалк. Сам Ленин, находившийся в центре всего этого, казался одновременно знакомым и незнакомым, был как будто бледнее и меньше. Он лежал, одетый во френч, с закрытыми глазами, бессловесный и неподвижный. Сотни людей были буквально ошеломлены. Заранее были заготовлено некоторое количество носилок, чтобы уносить из зала тех, кто потеряет сознание, не справившись со своими чувствами ^[465].

Стояние в очереди и похороны вождя стали своего рода вехой в жизни каждого из очевидцев. Даже семьдесят пять лет спустя Юдифь Борисовна Северная, чей отец к 1924 году уже переехал по работе из Одессы в Москву, все еще помнила, как расстроилась, когда ей не разрешили пойти на прощание с Лениным. В то время она только-только поправлялась после скарлатины, так что родители заставили ее остаться дома – а это был вполне привилегированный дом, – позволив лишь одним глазком взглянуть на костры с балкона их квартиры на Тверском бульваре. Она рассказала мне, как плакала, но родители не разрешили ей встать в ту очередь: “Конечно, наша семья всегда отдавала предпочтение Троцкому, потому что он был солдатом, человеком культуры и таким красавцем. Но как бы то ни было, Ленин был великим человеком. После его смерти Москва пять ночей не смыкала глаз” ^[466].

Сами похороны были назначены на воскресенье, 27 января. Для измученных членов комиссии хлопоты, связанные с планированием похорон, обернулись сущим кошмаром. Казалось, каждая деталь становилась причиной споров. Немалых трудов стоил даже выбор музыки для церемонии. Как многие хорошо образованные европейцы своего времени (а эти люди в большинстве своем провели несколько лет в изгнании в Европе), члены комиссии в основном были склонны думать об “обязательной программе”, подобающей случаю, – о великих и столь же хрестоматийных “Реквиеме” Моцарта, похоронном марше из Третьей симфонии Бетховена, некоторых частях “Реквиема” Верди или каком-нибудь торжественном произведении Шопена. Однако сразу же послышались возражения. Луначарский, народный комиссар просвещения, немедленно наложил вето на откровенно религиозные варианты. Он отверг Бетховена с формулировкой “слишком скучно для народных масс” и одобрил выбранную комиссией вагнеровскую “Гибель богов”, потому что она была “достаточно грандиозна”. Однако другие посчитали эту музыку слишком помпезной. Композитор из Петрограда предложил свое произведение, написанное специально для этого случая, но оно не понравилось Красину, и из программы его исключили. 23 января в ходе четвертого заседания члены комиссии одобрили короткий отрывок из Вагнера, “Интернационал”, первую часть “Реквиема” Верди и похоронные марши Бетховена и Шопена. Однако из последующих версий этого списка были вычеркнуты сначала Вагнер, а затем и Бетховен. Их обоих в финальной версии программы заменили на повтор “Интернационала” ^[467].

Другой проблемой было выбрать наиболее долговечный способ зафиксировать происходящее. Возможность создания пропагандистского фильма для последующего использования его как в стране, так и за границей, стала одной из главных тем, обсуждавшихся на первом заседании похоронной комиссии ^[468]. Правильно выбранный ракурс способен был сохранить этот момент для истории, поспособствовав прославлению партии, однако слишком откровенная и объективная картина могла вызвать обратный эффект. В итоге было решено запретить неофициальные фотографии церемонии прощания с Лениным и особенно его лица ^[469]. Советские фотографы получали разрешение снимать саму церемонию при условии, что ни один снимок не будут опубликован без предварительного официального утверждения комиссией ^[470]. Иностранные фотографы и операторы не допускались внутрь Колонного зала на протяжении всей многодневной церемонии прощания. Врачам, навещавшим умирающего вождя и проводившим вскрытие, было запрещено разговаривать с журналистами. Комиссия взяла на себя труд самостоятельно опубликовать массовым тиражом “дневник” последней болезни Ленина ^[471]. Были подготовлены официальные посмертная маска, бюсты, рисунки, а также фотовыставка ^[472]. Институт Ленина, основанный при жизни вождя, был готов к появлению еще одной галереи выставочных экспонатов.

Столь детальное планирование и обсуждение выматывали участников, но в результате все эти решения не имели судьбоносного значения. Чего не скажешь о решении не захоранивать тело Ленина после того, как его “похороны” завершились. На встрече 25 января было постановлено, что тело вождя следует выставить для всеобщего обозрения на неопределенный срок во временной усыпальнице подле Кремлевской стены ^[473]. Идея состояла в том, чтобы дать возможность большему числу людей – миллионам из российской глубинки и далеких республик СССР – совершить запланированные ими путешествия в Москву для прощания с Лениным и так же торжественно уехать обратно. Комиссия не установила никаких временных ограничений, но мало кто верил, что тело можно сохранить навсегда. Разработка проекта временной смотровой камеры была поручена архитектору Алексею Викторовичу Щусеву ^[474]. Большевики, сами того не зная, загоняли себя в угол. Их отказ принять реальность смерти, в конце концов, не оставит им альтернативы: не будь принято решение забальзамировать тело, они, а не роковое кровоизлияние в мозг, выглядели бы той силой, что отдала тело вождя на съедение червям.