Маурисиу посмотрел на неё с горечью и сожалением.
— Мама, мне больно видеть, как этот бессовестный человек сделал тебя марионеткой в своих руках, — сказал он. — Ты можешь подписать эту дарственную, а я обращусь к своим адвокатам и легко её опротестую! Я никому не позволю ограбить меня, Беатрису и тебя!
— Ты не слишком зарывайся, — сердито прикрикнул на него Фарина. — Тебя никто не уполномочивал говорить за всех! У Беатрисы есть своя голова на плечах. Подписывай, Беатриса, и покончим с этим делом. Доля Маурисиу такая маленькая, что практически ничего не значит.
Рассчитывая на поддержку Беатрисы, Фарина и не предполагал, что у неё действительно имелась своя голова на плечах. Ещё после той печальной истории с Марией Беатриса резко изменила своё отношение к Фарине. Марсело тоже перестал ему доверять, но поскольку Фарина считался другом его отца, то в этом случае просто невозможно было не учесть мнение Винченцо. И Марселло прямо спросил его:
— Скажи, отец, ты считаешь сеньора Фарину честным человеком?
Винченцо помолчал, потом хмыкнул и, наконец, ответил:
— Однажды Фарина сам сказал мне: «Честный человек никогда не разбогатеет. Вот ты, например, честный, поэтому и будешь всю жизнь мотыжить землю вместе с женой и детьми». А теперь ты ответь: Фарина — богатый человек?
— Да, он богат и никогда этого не скрывал, — сказал Марселло.
— Ну, вот ты и ответил на свой же вопрос, — печально произнёс Винченцо.
— Маурисиу давно твердит, что Фарине ни в коем случае нельзя доверять, потому что он хочет присвоить себе всю фазенду, — продолжил Марселло. — Раньше я считал это бредом, но потом увидел, как наш друг Фарина безжалостно обошёлся с Марией, и стал думать, что Маурисиу, пожалуй, прав.
— Да, Маурисиу прав, — неожиданно вмешалась в их разговор Катэрина. — Он мог сойти с ума и даже убить человека, но врага он всегда распознавал сразу и безошибочно. Мартино покушался на землю доны Франсиски, и Маурисиу понял это раньше всех. А Фарину он почему— то невзлюбил ещё с той поры, как впервые увидел его у нас в доме. Так что ты, Марселло, будь там настороже! Маурисиу не станет просто так возводить на человека напраслину.
— Ты его защищаешь? — удивился Марселло. — Значит, твоя злость на Маурисиу прошла?
— Да, прошла, — спокойно ответила Катэрина.
— Я этому рад, — сказал Марселло. — Спасибо тебе за очень важный совет, Катэрина. Я буду начеку и не позволю Фарине отобрать землю Беатрисы!
Дома он пересказал жене этот разговор, и вдвоём они решили, что будут всячески защищать интересы своего будущего ребёнка.
Именно поэтому Беатриса и отказалась подписать дарственную, неожиданно для Фарины, спутав все его планы.
— Я не стану отчуждать свою долю наследства, — твёрдо сказала она и обратилась к матери: — Ты можешь располагать своей частью фазенды, как тебе заблагорассудится, но по закону ты не имеешь права наносить ущерб ни мне, ни Маурисиу. Мы тоже наследники этой фазенды!
Услышав это, Фарина вскочил с места как ужаленный:
— Что?! Ты мне больше не доверяешь, Беатриса? Марсело, убеди её! Скажи своё веское мужское слово!
Марселло же предпочёл прикинуться простачком, вяло ответив:
— Фазенда принадлежит Беатрисе, я не хочу вмешиваться.
Маурисиу захлопал в ладоши:
— Браво, Марселло! Браво, Беатриса! Один я ничего не мог сделать, но теперь, когда вы со мной, мы не просто единая семья, мы — сила!
После этой осечки Фарина сразу же собрался ехать в Сан— Паулу, чтобы похлопотать там о скорейшем переводе Омеру на желанную для него должность. Он понял, что комиссар не станет ничего предпринимать в отношении Маурисиу, пока не получит официальное уведомление о переводе на службу в Сан— Паулу. А Фарине было уже невмоготу терпеть Маурисиу в доме, который он теперь считал исключительно своей собственностью.
«Ты не захотел подписать дарственную, зато подписал себе приговор! — мысленно злорадствовал Фарина, сообразив, как он лихо может одержать победу над Маурисиу в этой, казалось бы, безнадёжно проигранной схватке. — Я упеку тебя в психушку на всю жизнь. Тебя признают недееспособным, и я получу долю твоего наследства как твой же опекун, а для Беатрисы тоже что— нибудь придумаю. Она ещё не знает, с кем вздумала тягаться!»
Поездку в Сан— Паулу, однако, Фарине пришлось отложить, поскольку тут одни за другими последовали роды. Первой родила Беатриса.
Марселло было всё равно, кто у него родится, мальчик или девочка, но это оказался довольно крепенький мальчонка, получивший в честь деда имя Винченцо.
Фарина не без зависти посмотрел на Марселло и самонадеянно заявил при всех:
— У меня тоже родится сын! Мне нужен наследник, мужчина, и Франсиска мне его родит!
Жулия, услышав это, шёпотом спросила у Риты:
— А если родится девочка, что тогда будет?
— Не знаю, детка, — так же тихо ответила ей Рита. — Но чует моё сердце, что добра тогда не жди!
А Констанция, увидев, как побледнела Франсиска после такого безапелляционного заявления мужа, сказала ей:
— Ты не волнуйся, он и дочку полюбит! Все мужчины таковы. Мечтают о сыне, а когда появляется дочь, они в ней души не чают!
Франсиске, тем не менее, вскоре пришлось убедиться, что Фарина не таков, как все мужчины: она родила девочку, и он даже не взглянул на свою дочку — тотчас же сел на поезд и умчался в Сан— Паулу.
А там на него неожиданно свалилась большая удача: Жустини попросила подыскать для неё небольшую фазенду с уютным домиком и, главное, предложила Фарине купить её бордель по весьма сходной цене!
Он не поверил своим ушам. Жустини хочет уехать на фазенду и продаёт своё заведение? Этого не может быть!
Но у Жустини были веские причины для столь крутой перемены в её жизни.
Первая из них была трагической. Жустини уже давно болела туберкулёзом лёгких, но до сих пор ей удавалось это скрывать ото всех, кроме Малу, а тут болезнь стала стремительно прогрессировать, и доктор поставил своей подопечной предельно жёсткое условие:
— Если вы не хотите скоропостижно умереть, то вам придётся резко изменить свой образ жизни. Вы каждый вечер пьёте вино, ложитесь спать под утро, дышите табачным дымом, а вам надо уехать туда, где тишина и чистый, свежий воздух. Только в этом случае у вас появится шанс на выздоровление.
Жустини пришла в отчаяние. Как можно бросить всё и уехать на какую— то фазенду?! Кому она там нужна, совсем одна? Кто за ней, тяжело больной, будет там присматривать? Да она гораздо быстрее умрёт в этой глуши от тоски и одиночества, чем здесь от туберкулеза!
Вот в такую горькую минуту к ней и заглянул Маркус. Он пришёл просить Жустини об очередной отсрочке по долговому обязательству, но застал её плачущей, без всегдашних румян, и ужаснулся: