— Я не просил, — пожал плечами Тони.
Камилия продолжила более мягко:
— И всё же я дам нужные показания. Я чувствую себя отчасти виноватой в том, что ты оказался здесь.
— Ты виновата не отчасти, а полностью, — уточнил Тони. — Ты вызвала полицию и велела арестовать активистов.
— Не я, а мой компаньон, — возразила Камилия. — Но я с ним согласилась, надеясь, что полиция просто разгонит вас. Я всегда хотела быть с тобой, Тони, поэтому не могла желать тебе зла. Хотя ты часто делал мне очень больно.
— Я тоже никогда не желал тебе зла.
— Хорошо, не будем ворошить прошлое, — сказала Камилия. — Нам нужно думать о будущем. Надеюсь, сейчас ты не станешь возражать, что по— настоящему люблю тебя только я? Ведь именно я буду защищать тебя в суде, а не Мария! Кстати, она тебя хоть навещает?
Тони потупился. Ему не хотелось говорить Камилии, что Мария почему— то не приходит к нему в последние дни. Но Камилия поняла его и без слов.
— Не будь наивным, — сказала она. — Твоя Мария уже нашла себе другого!
— Не смей дурно говорить о Марии! — взорвался Тони.
— Я сказала только то, что соответствует действительности, — продолжала гнуть своё Камилия. — Если бы она любила тебя, то была бы здесь, рядом с тобой.
— Извини, Камилия, но тебе лучше уйти, — хмуро произнёс Тони, а она ответила ему с победоносной улыбкой:
— Да, я сейчас уйду. А ты учти: в суде тебя защищать буду я. Значит, и благодарности заслуживаю я, а не она!
Глава 25
Каждую ночь Катэрина слышала чудесную, завораживающую музыку, которую наигрывал ей таинственный музыкант, не видимый в ночной мгле и не слышимый никем, кроме той, кому эта музыка предназначалась.
Констанция и Винченцо, опасаясь за рассудок дочери, пытались выследить этого музыканта. Если он существовал на самом деле, а не являлся плодом воспалённого воображения их дочери, то должны же и они его услышать! Но им не везло. Сколько раз они давали себе слово бодрствовать всю ночь! Однако им это не удавалось. Наработавшись за день, они засыпали крепким сном, так и не услышав никакой музыки. Наконец, Винченцо был вынужден признать собственное поражение:
— Вдвоём с тобой, Констанция, мы никогда не выследим этого музыканта. Он либо очень хитёр, либо...
— Либо его вообще не существует, — печально произнесла Констанция.
— Но неужели наша дочка сошла с ума? Я не хочу в это верить! — сказал Винченцо. — А что, если мы подрядим для этого дела Форро и Зангона? Пусть они посидят несколько ночей в засаде, может, кого— то и поймают.
Констанция восприняла его идею без восторга, но и возражать не стала. Пусть попробуют, может, у них что— то получится.
Просьба Винченцо озадачила Форро и Зангона.
— Мы, конечно, поможем вам, — сказал Форро, — но вдруг это наигрывает какая— нибудь потусторонняя душа?
— Ты что, струсил? — пристыдил его Винченцо.
— Если говорить честно, то я побаиваюсь, — признался Форро.
Зангон помалкивал, и по его виду было невозможно понять, что он думает на сей счёт.
— Так вы придёте сегодня ночью? — поставил вопрос ребром Винченцо.
— Да, придём, — ответил Зангон, а Форро лишь согласно кивнул.
Вездесущая Рита, слышавшая их разговор, сказала после отъезда Винченцо:
— Он хочет разгадать тайну, а это ни ему, ни вам не под силу.
— Почему? — спросил Форро. — Потому что нет никакого музыканта?
— Он есть. Только он играет для одной Катэрины, — ответила Рита.
— И кто же он? — не унимался Форро.
— Катэрине играет тот, кто полюбил её с первого взгляда и привязался к ней всем сердцем.
— Значит, это Маурисиу? — спросил Форро, но Рита сделала вид, будто не услышала его.
Вечером Зангон и Форро отправились на фазенду Винченцо, и Катэрина, узнав о готовящейся засаде, расстроилась:
— Вы его только спугнёте, а мне так хотелось сегодня послушать музыку!..
— Если они поймают этого музыканта, то мы заставим его играть для тебя даже днём! — попытался приободрить её Винченцо.
— Нет, его невозможно поймать, — покачала головой Катэрина, — потому что это ангел. Он прилетает и играет для меня, чтобы успокоить мою больную душу. От его музыки у меня становится легче на душе.
— Ладно, разберёмся, что это за ангел, — сказал Винченцо.
«Часовых» он расставил с разных сторон дома, а сам расположился у окна, откуда хорошо просматривался двор, освещённый полной луной.
Констанция тоже пристроилась на стуле рядом с мужем:
— Я разбужу тебя, если ты станешь засыпать.
— Да ты сама уснёшь через пять минут! — беззлобно проворчал Винченцо.
Уснули они, однако, оба. Но первой всё же проснулась Констанция и стала тормошить мужа:
— Винченцо! Винченцо! Проснись! Кто— то бегает возле дома! И музыка звучит! Ей— богу, звучит, я слышу. А ты?
Винченцо ничего не услышал. Впрочем, музыка уже перестала звучать, когда они с Констанцией выбежали во двор.
— Кто здесь? Эй, отзовись? — громко крикнул Винченцо, но на его зов сбежались только Форро и Зангон, а чуть позже подошла и Катэрина.
— Мама, он был здесь! Он не испугался засады!
— Кто, дочка? Кто это был? Ты видела его? — засыпала её вопросами Констанция.
— Нет, я только слышала музыку, — ответила Катэрина. — Это был ангел... Он уже улетел...
— А вы что— нибудь слышали? — набросился на «часовых» Винченцо. — Или все проспали?
— Да, я, кажется, уснул... Простите меня, — повинился Форро.
Зангон тоже принёс Винченцо свои извинения, и тот больше не стал привлекать их в засаду.
— Идите спать в дом, от вас всё равно никакого толку! — сказал он с досадой.
Констанция же осталась довольна результатом этих, пусть и не совсем удачных ночных бдений.
— А всё— таки музыка есть! — сказала она. — Я сама её слышала! Наша дочь не сумасшедшая, Винченцо.
— Мама, ты тоже слышала?! — обрадовалась Катэрина. — Значит, эта музыка звучит не в моём воображении, а в действительности! Может, когда— нибудь я увижу моего ангела? Я буду ждать его...
Послушав её, Форро ещё больше утвердился в своём предположении, что по ночам Катэрине наигрывает не кто иной, как Маурисиу, и на следующий день заговорил с ним об этом.
— Прошлой ночью мы с Зангоном сидели в засаде, чтобы узнать, кто развлекает музыкой Катэрину.