— Ты заработаешь гораздо больше, чем на своей фабрике, убеждали её в один голос отец и мать. — Разве можно сравнить деньги, которые мы будем получать, продавая готовые платья в магазины, и твою зарплату?
— Я подумаю, — отвечала Эулалия, и продолжала ездить на фабрику.
Про себя она размышляла так: конечно, работа на фабрике была тяжёлой, но целыми днями сидеть за швейной машинкой было, прямо скажем, не легче. А что касается зарплаты, то, работая на фабрике, Эулалия хотя бы часть денег оставляла себе на карманные расходы, а работая с мамой и папой, она снова будет вынуждена выпрашивать мелочь на развлечения. Была и ещё одна причина, из-за которой Эулалия не спешила расстаться с фабрикой. Оригинальная причина. Дело было в том, что она очень любила транспорт. Он приносил ей счастье. Где она познакомилась с Тони? В поезде. Правда, большого счастья ей эта встреча не принесла, но она до сих пор вспоминала красивого молодого человека с нежностью и лёгким сердечным волнением. В общем, вспоминала по-хорошему. А совсем недавно в трамвае она заметила, что на неё смотрит тоже очень приятный молодой человек. С тех пор они часто ездили вместе и стали уже с улыбкой поглядывать друг на друга, поэтому Эулалии вовсе не хотелось засесть дома и прекратить такие приятные поездки на трамвае! Но родителям она не могла сказать истинную причину своей преданности фабрике и ссылалась совсем на другие. Рассказывала о подругах, о том, что зарплату должны скоро прибавить, и о многом, многом другом.
После забастовки, в которой она тоже принимала участие, Эулалия очень опасалась, что останется без работы. И всё думала, как ей поступить в этом случае. А потом решила: если ей и в самом деле откажут от места, почему она должна сразу же сообщать об этом родителям? Она поездит на том самом трамвае ещё день, два, неделю, а там будь что будет. Приняв такое решение, она повеселела. Но ждала с большой опаской репрессий. Однако никаких репрессий не последовало. Ни одну работницу не выгнали с фабрики из-за забастовки. Не вернулась на своё рабочее место только Нина, и многие очень сожалели об этом. Её на фабрике вспоминали добром, жалели, что не заступились за неё. Эулалия предложила выбрать делегацию, сходить к сеньору Умберту и потребовать, чтобы Нину вернули. Немного пошумев, немного побоявшись, самые отважные отправились в администрацию. Сеньор Умберту принял их достаточно вежливо, но объяснил, что Нина сама не пожелала возвращаться и фабричная администрация тут ни при чём. Работницы удовлетворились этим объяснением, но с каждым днём всё острее чувствовали отсутствие весёлой энергичной Нины.
Между тем Эулалия продолжала ездить на трамвае на фабрику, и в один прекрасный день молодой человек оказался с ней рядом.
— Мы так давно смотрим друг на друга, — сказал он, — что можем считаться знакомыми. Меня зовут Маркус, а вас?
— Эулалия, — ответила девушка.
— Какое прекрасное имя, — восхитился он.
— Испанское, — объяснила она.
Он рассказал ей, что учится, а она ему — что работает. И следующий раз они уже беседовали как добрые знакомые, но совместный путь оказался таким коротким, что пришлось договориться о встрече в кафе.
Маркус был в восторге, что ему удалось назначить своей новой знакомой свидание. Давно уже он так не волновался, представляя будущую встречу. Стоило ему прикрыть глаза, и он видел перед собой красавицу-испанку. Тёмные глаза, точёные черты лица, удивительное достоинство, с которым она себя держала...
В пансион он возвращался с затуманенным взором и головой, полной мечтаний. Он уже не спешил вместе с Дженаро в бордель, чтобы повидаться с Жустини — ссылался на необходимость заниматься. Но садясь за книги, мечтал только о встрече с Эулалией, на занятиях отвечал рассеянно, не мог заставить себя прочитать ни страницы в учебнике. Результаты не замедлили сказаться: из лучших учеников он попал едва ли не в последние.
Дженаро, сразу же заметив перемену, не торопился распрашивать своего молодого друга о её причинах, дожидаясь, пока тот сам ему всё расскажет. Затем перемену в Маркусе заметила и Мариуза, и сделала неожиданной вывод, обратившись к Дженаро:
— Мне кажется, что и вам пора прекратить ходить в ваш бордель, — сказала она. -Вот и Маркус уже туда не ходит.
— У нас с Маркусом разные цели, он тратит там деньги, а я зарабатываю, — невесело усмехнулся Дженаро. – Если вы предложите мне другую работу, дона Мариуза, я с удовольствием перестану туда ходить.
— Я подумаю, — пообещала Мариуза.
Дженаро очень грустил в последнее время: он всё ждал, что вот-вот найдётся его сын, но Тони не находился. Не помогло даже объявление в газете. Дженаро стал думать, что Тони уехал куда-нибудь далеко-далеко и живёт где-нибудь в работниках на фазенде. Может быть, он живёт там вместе с семьёй, может, у него уже несколько детей... Но как им тогда встретиться? На фазендах люди не читают газет. Газеты просто до них не доходят.
Привязался Дженаро и к Марии, и к внуку, понадеялся, что жизнь его на старости лет будет согрета родственной любовью, но приехал муж Марии, и она перестала навещать Дженаро. После визита Мартино не мог больше навещать Марию с внуком и Дженаро. Словом, он снова оказался в одиночестве и страдал от него тем больше, чем ближе ему казалась встреча с родными и близкими. Погружённый в свою скорбь, он не замечал сочувственных взглядов Мариузы, которые бы открыли ему новую возможность избавиться от одиночества...
Множество огорчений было и у Мариузы. Кроме своих собственных забот, она принимала близко к сердцу заботы племянницы, чувствовала себя ответственной за её судьбу. С тех пор как Бруну принялся петь серенады под окнами Изабелы, тётушка не знала ни минуты покоя. Она не хотела, чтобы девушке вскружили голову ухаживаниями и отвлекли от серьёзных занятий.
— Ты должна сама встать на ноги, — внушала она племяннице. — Не забивай себе голову всякими глупостями раньше времени. Охотников смутить девичий покой много, поэтому главное — не обращать на этих охотников внимания.
Но любовь не казалась Изабеле глупостью, и потом, Бруну так красиво ухаживал за ней, что её сердце готово было ответить на его чувство. Но Мариуза была настороже, она готова была посадить девушку под замок, лишь бы уберечь её от искушения.
— Я запрещаю тебе с ним встречаться, — твердила она Изабеле. — Он тебе не пара. Не пришло ещё время выбирать себе спутника жизни.
Изабела молча склоняла голову и уходила, но по всему было видно, что она вовсе не согласна со своей тётушкой.
— Не вмешивайтесь в молодую жизнь, дона Мариуза, — сказал, горько вздохнув, хозяйке пансиона Дженаро. — Я когда-то сделал такую глупость и переломал жизнь сыну, внуку, невестке и себе. Мы не знаем, какую жизнь приготовил Господь нашим детям, поэтому опасно вмешиваться в Его планы. Мы можем только навредить...
Стоило Дженаро подумать о сыне, как глубокое чувство раскаяния охватывало его, он винил себя в отъезде Тони, в его несчастьях... «Дай нам бог только встретиться, — повторял он про себя, — и я всё искуплю, за всё попрошу прощения. Я больше никогда не буду давать советов своему сыну, я буду только любить его и помогать ему...»