Однако недоразумение не рассеялось, оно разрослось ещё больше.
Молодые люди ворвались в участок как вихрь, они требовали освобождения Нины с такой яростной настоятельностью, так ругали фабричное начальство, что их, разумеется, сочли единомышленниками бунтовщицы, её друзьями-анархистами, и немедленно отправили в камеру.
Жозе Мануэл в негодовании грозил разнести всю тюрьму, но ему пригрозили карцером, наручниками, судом, долгим сроком, в конце концов, неприятностями для той, кого он так яростно защищал. Последний довод подействовал, и Жозе Мануэл был вынужден усмириться и проследовать за полицейским по коридору до места своего назначения. Он не подозревал, какой сюрприз его ждёт. Вот это радость! Вот это встреча! В камере, куда их с Тони препроводили, находилась Нина!
Молодые люди сначала бросились друг к другу в объятия, потом сплясали тарантеллу, а потом стали думать, что делать дальше. Жозе Мануэл был готов оставаться в этой камере до скончания века: он был рядом с той, кого любил, и больше никого ему не было нужно! Правда, было бы ещё лучше, если бы Тони вышел на свободу... Об этом он со смехом и сообщил Нине.
— Как ты на это смотришь? Мы с тобой остаёмся жить здесь. А Тони придётся освободить. Выпихнуть его в окошко, что ли?
— Я хоть и худой, но сквозь решётку не пролезу, — вздохнул Тони. — Придётся мне спать по-родственному у Нины под кроватью.
— Это моё место, — возмутился Жозе Мануэл. — Я пока ещё не родственник, но надеюсь стать им в будущем. Причём самым близким. Как ты на это смотришь, Нина?
— Я пока ещё только смотрю. И очень внимательно. На тебя, — отвечала Нина.
Молодёжь шутила, смеялась, подкалывала друг друга. Они позабыли, что сидят в тюрьме, и не задумывались о том, чем может кончиться это приключение. Оказавшись вместе, они почувствовали себя сильными. Готовы были постоять за себя. Верили в лучшее.
Судьба оказалась благосклонной к этой добросердечной молодежи, которая и в самом деле не хотела ничего дурного и не заслужила тюремного наказания. Доброхот-полицейский, который, как видно, не остался равнодушным к чарам Нины, решил сообщить ей, что видел её матушку и передал ей записку. Нина познакомила его с женихом и кузеном, которые вместо того, чтобы освободить её, сами лишились свободы. Узнав, что теперь они сидят в камере втроём, полицейский усмехнулся:
— Если кому-то и под силу освободить вас, то только мне, похвастался он.
Нина умоляюще взглянула на него.
— Неужели? Нет, вы шутите!
— Я никогда не шучу, — назидательно заявил полицейский. — Запоминайте, как идти, если вдруг дверь окажется незапертой.
Не надеясь на Нину, у которой память наверняка была девичьей, он рассказал, как действовать, куда идти и чего опасаться Жозе Мануэлу и Тони. Они ловили каждое слово полицейского, затаив дыхание. Второй раз повторять им не пришлось.
Когда вскоре дверь камеры и в самом деле оказалась незапертой, они действовали точно по полученной инструкции и очень скоро оказались на каких-то задворках. Вдохнув свежий воздух, молодые люди счастливо переглянулись, рассмеялись, а потом припустились со всех ног бежать. Похоже, что на сегодняшний день неприятности для них кончились, и они были страшно довольны.
Но довольны были не только Тони, Жозе Мануэл и Нина. Доволен был и Умберту. За свои действия он ожидал похвалы от Силвии и рассказал жене, как расправился с зарвавшейся Ниной.
— Тюрьма остудит её пыл, — заключил он, — ей нужно хорошее ведро ледяной воды. Иначе от неё покоя не будет. Ты согласна?
— Нет! — возмущённо воскликнула Силвия. — С помощью Нины дела на фабрике пошли гораздо успешнее. Я требую, чтобы ты немедленно позвонил в полицейский участок и добился её освобождения! Нельзя невинным оставаться в тюрьме.
— Я принципиально против,— заявил Умберту.— Тюрьма идёт на пользу молодым и горячим.
Силвия поняла, что страсть мужа переродилась в ненависть и что Нина не солгала ей, когда отрицала свой роман с Умберту.
«Я сама займусь этим делом»,— подумала она, сожалея ,что ночь бедной Нине всё-таки придётся провести в камере. В этот час в тюрьме уже не было никакого начальства, поэтому никто не мог взять на себя ответственность и освободить узницу.
Но каково же было её удивление, когда поутру служанка доложила ей, что Нина просит разрешения повидать Силвию. Разумеется, она тут же пригласила Нину к себе.
Узнав историю её самовольного освобождения, а точнее, бегства, Силвия немедленно позвонила в участок и распорядилась, чтобы никаких преследований не было, так как все фабричные дела улажены, у администрации нет никаких претензий к работнице, организовавшей забастовку.
Нина вздохнула с облегчением.
— Спасибо вам, — сказала она с искренней благодарностью, — я никогда не забуду вашего участия. Но вы сами понимаете, что больше на фабрику я не вернусь.
— Я понимаю, но искренне сожалею об этом, — с неподдельной теплотой сказала Силвия. — Благодаря твоим стараниям дела на фабрике пошли необыкновенно успешно, и я надеялась на дальнейшее сотрудничество.
— Спасибо за доброе мнение. Если бы вы стояли во главе фабричной администрации, мы бы сработались, — кивнула головой Нина. — Но с сеньором Умберту мы плохо понимаем друг друга. У меня к вам ещё одна просьба: администрация должна выплатить мне зарплату, мне бы не хотелось приходить за ней на фабрику.
— Я пришлю её тебе домой, пообещала Силвия. — А дела на фабрике приму после того, как станцую вальс со своим мужем.
— Да, он как-то сказал, что ваш вальс будет прощальным, — подхватила Нина.
Для Силвии это было ударом, и очень болезненным: так вот что, оказывается, задумал её муж! Он хочет оставить её! Хороша бы она была со своей сентиментальностью и чувствительностью! Но Бог ей помог узнать его замыслы заранее.
— Надеюсь, мы ещё встретимся, — сказала Силвия на прощанье.
Нине она послала деньги с посыльным, прибавив от себя немалую премию.
Нина, получив куда большую сумму, чем рассчитывала, собралась вернуть деньги обратно, но Мадалена забрала их у неё и спрятала подальше.
— Ты забываешь, что ты опять осталась без работы, — напомнила она. И, обратившись к посыльному, прибавила: — Передайте нашу благодарность за выходное пособие.
Нина была несказанно счастлива вновь оказаться дома.
— Мамочка! Поверь мне, больше такого не повторится! — сказала она с таким чувством, что Мадалена ей поверила.
А Жозе Мануэл услышал от Нины ещё более драгоценное признание:
— Ты мне дороже, чем свобода, — сказала ему своенравная красавица, которая, кажется, оставила свой крутой норов в тюрьме.
Глава 5
Эулалия всё ещё продолжала работать на фабрике, хотя её родители открыли маленькую швейную мастерскую. Маноло купил ещё две швейных машинки, и, если бы Эулалия захотела засесть за одну из них, родители были бы счастливы. Во-первых, они экономили бы на зарплате, во-вторых, рабочий день был бы гораздо длиннее, и налогов платить не надо, словом, сплошная выгода.