— Жуниор! Тиффани! Быстро за стол! — скомандовала она, и в её голосе было что-то такое, что детям и в голову не пришло ослушаться и они быстро заняли свои места. — С вами побудет Луиза, — сказала Марта, — она покормит вас и уложит спать. Слушайтесь её. На ужин ваш любимый салат с креветками.
— А что с Гиминью? — осторожно и испуганно спросила Тиффани, глядя на бледное лицо лежавшего на бабушкиных руках брата.
— Пока не знаю, — честно ответила Марта, — но, думаю, что-то серьёзное.
— Мама! Мамочка! — жалобно позвал малыш.
Глаза Тиффани наполнились слезами.
Когда в дом приходит несчастье, всем детям хочется позвать мамочку, но её мамочка...
Глядя на сестру, на Гиминью, готов был расплакаться и Жуниор.
У Марты зашлось сердце от жалости к двум любимым страдающим птенцам.
— Луиза расскажет вам сказку на ночь, — ласково пообещала она.
До сих пор, хотя оба старших ходили в школу, без сказки они не засыпали.
— Я приду вас поцеловать и пожелать вам спокойной ночи, — продолжала она, судорожно прижимая к себе Гиминью, — а вы, — она на секунду задумалась, — пожелайте вашему братцу поскорее выздороветь, он маленький, он страдает, и мы все будем ему помогать. Придумайте каждый для него по сказке, а завтра я ему перескажу их.
Дети задумались, и Марта ушла из столовой чуть-чуть более спокойной, чем вошла в неё. Сумев успокоить детей, она успокоилась и сама. Сейчас было не до волнений, нужно было действовать. Она отнесла Гиминью в спальню, положила ему на лоб лёд и села на телефон — вызывать врача, искать Селести.
Селести с Энрики в этот вечер не было дома, они решили отдохнуть и отправились сразу после работы в ресторан, потом собирались потанцевать в дансинге или, может быть, побывать на ночном шоу.
Они по-прежнему пока жили на два дома, сохраняя квартиру Селести как уютное гнёздышко для двоих, куда по временам скрывались.
Об отдельном от родителей доме новая семья речь пока не заводила из-за Тиффани и Жуниора: детей, которых постигла трагедия сиротства, опасно было отрывать от привычной обстановки, лишать тепла и ласки дедушки и бабушки, у которых они выросли и которых любили. Здесь дети порой забывали о случившемся несчастье, смеялись, шалили, резвились, а потом вдруг, всё припомнив, жались к Марте и Сезару, готовым защищать их и оберегать.
— Пусть они сначала привыкнут ко мне, — говорила Селести Энрики, — почувствуют, что могут на меня положиться, научатся доверять, вот тогда мы и станем настоящей семьей, а до этого будем жить как жили.
Если Селести была согласна на это, то Энрики тем более. Ему нравился ветерок свободы, который овевал их с Селести брак.
Их домашнему детскому врачу сеньору Гонсалесу Марта дозвонилась сразу и попросила его срочно приехать. Селести она звонила, но никак не могла дозвониться, видно, Энрики отключил мобильник.
Марта сидела возле Гиминью, меняла холодные компрессы и ждала врача.
Доктор Гонсалес, надо отдать ему должное, приехал очень быстро, вошёл, расправил усы и присел на край кровати.
— Ну-с, молодой человек, — начал он, уже оглядывая малыша цепким профессиональным взглядом, — приступим к осмотру.
Гиминью лежал тихо, позволяя делать с собой что угодно. Доктор осторожно ощупывал его, поглаживал, похлопывал, поднимал веки и заглядывал в глаза. Но вот Гонсалес взял его левую ручку, и пациент болезненно вскрикнул. И всё-таки врач очень осторожно ощупал её, вызывая новые болезненные стоны.
— Та-ак, — протянул Гонсалес и повернулся к Марте. — Я бы советовал вам поместить его в больницу. У него перелом левой руки и сотрясение мозга.
— У него недавно был менингит, * тихо сказала Марта.
— Поэтому я и говорю о больнице, — так же тихо ответил Гонсалес. — Есть и другие явления. У него стресс, и неизвестно, как это скажется на его психике. В больнице можно обеспечить должный контроль за его состоянием. Это очень-очень важно.
— Я понимаю, — ответила Марта, похолодев от ужаса. — Он может стать умственно не...
— Я этого не говорил, — сурово ответил доктор. — Но в больнице больше шансов избежать нежелательных последствий.
— Его лучше отправить прямо сейчас? Или можно хоть сколько-нибудь подождать? — спросила Марта. — Я не могу разыскать его мать. А без матери в больнице...
Её прервал телефонный звонок.
— Я хочу пожелать своим трём деткам спокойной ночи, — раздался весёлый голос Селести. — Как они там? Слушаются?
— Селести, приезжай как можно скорее, — проговорила Марта, её душили слёзы, и по голосу об этом можно было догадаться. — У Гиминью сотрясение мозга и перелом руки. Доктор Гонсалес велит отвезти его в больницу.
— Еду, — только и сказала Селести и повесила трубку.
Вместе с Энрики они появились буквально через двадцать минут, оба очень серьёзные и сосредоточенные. Они помнили, какой страшный стресс пережил мальчик, оказавшись в руках Анжелы. Последствия его сказались только сейчас.
Доктор Гонсалес дождался их и в нескольких словах обрисовал ситуацию.
— На нервной почве у него могут возникнуть нервный тик, провалы памяти, нарушения слуха или зрения. Всё это восстановимо, но на это нужно время и уход. Его физическое состояние требует наблюдения профессионалов, так что приготовьтесь к длительному пребыванию в больнице, потом в санатории.
— Я всё поняла, — кивнула Селести. — Ты оформишь мне с завтрашнего дня увольнение, — обратилась она к Энрики. — Я буду с моим мальчиком столько, сколько понадобится.
— Очень правильное решение, — кивнул Гонсалес. — Мы не будем размениваться на мелочи и рис-ковать здоровьем нашего молодого человека.
— Сейчас я отвезу вас, — сказал, поднимаясь, Энрики!
— Нет, мы вызовем специальную машину, — остановил его Гонсалес. — Ему лучше ехать лёжа и без малейшей тряски.
— Я принесу тебе в больницу всё, что нужно, Селести, — сказала Марта. — Завтра мы с Тиффани и Жуниором придём навестить вас.
Она расцеловала на прощание внука и невестку и печально побрела наверх. Случившееся несчастье подкосило её.
— Господи! Хоть бы Сезар приехал поскорее, — молила она про себя, направляясь в детскую, так ей хотелось прижаться к надёжному плечу мужа и немного поплакать.
В спальне всё было спокойно. Спали дети или только притворялись, лёжа с закрытыми глазами, — Марта не стала разбираться. Дышали они ровно, и это её успокоило. Она поцеловала каждого, перекрестила, поправила подушки и вышла.
У себя в спальне она и хотела было поплакать, но слёз не было, одно сухое волнение, и она легла, не раздеваясь, ожидая Сезара. Она знала, что без снотворного ей не заснуть, но принять его не спешила. Судьба Гиминью мучительно тревожила её. Бедный мальчик! Что с ним будет? И где же Сезар? Почему же он не идёт?