– Ханна, ты сама-то себя слышишь? Мой отец любит тебя. Как и моя мама. Да они будут вне себя от радости, когда узнают, что ты беременна. Они давно уже поговаривают о том, как скучно жить без внуков.
– Ладно, – киваю я. – Стало быть, у меня все еще есть работа.
– И у тебя есть я, мои родители, Марк и… – она бросает взгляд на собаку, которая свернулась у меня на коленях, – и Шарлемань.
– Мне надо позвонить Майклу и рассказать обо всем, правда?
– Не знаю. Но мы с тобой все обсудим и придем к какому-нибудь решению.
Она так легко говорит об этом, что мне самой становится легче на душе.
– А Итан… может, он и не бросит меня?
– Все может быть. Но если это произойдет, значит, он не тот человек, который предназначен тебе судьбой.
– Ты веришь в судьбу?
Если верить в судьбу, жить и правда становится легче. Не надо так сильно переживать из-за собственных ошибок и решений. Можно убрать руки с руля и довериться автопилоту.
– Конечно, верю, – говорит Габби. – В мире существует сила, которая направляет нас в нужную сторону, поддерживает на верном пути. Если Итан скажет, что не готов принять твоего ребенка, значит, вам не суждено быть вместе. Тебе предназначен кто-то еще.
Я на мгновение прикрываю глаза. Может, все и правда не так уж плохо.
– И что же мне теперь делать?
– Завтра утром мы купим тебе витамины для беременных. И запишемся на прием к гинекологу. Надо же узнать, какой у тебя срок.
– Как минимум, два месяца. Мы с Майклом не спали в последнее время… Господи, – внезапно вспоминаю я, – пиво! На прошлой неделе я пила в баре пиво.
Я ужасная мать. Просто чудовищная.
– Ты вовсе не ужасная мать. – Кажется, Габби читает мои мысли. – С завтрашнего дня ты начнешь постигать все то, что должна делать, и то, от чего лучше отказаться.
Она забирает у меня Шарлемань и ведет нас на второй этаж, в мою спальню. Я надеваю пижаму и ложусь на краешек кровати. Габби пристраивается по соседству. Между нами сворачивается в клубочек Шарлемань.
– Славная собачка, – улыбается Габби. – Как она оказалась в моем доме?
– Долгая история, – говорю я. – Я действовала импульсивно. Должно быть, все дело в гормонах.
– Ладно, – смеется Габби, – я рада, что она здесь. Мне она нравится.
– Мне тоже, – улыбаюсь я.
– Ненавижу эту идиотскую аллергию Марка. Я просто уверена, что он сам себя накручивает. Оставим собаку на ночь и посмотрим, будет ли у него этот зуд.
Повернувшись, Габби выключает свет.
– Если вдруг проснешься ночью и придешь в ужас при мысли о том, что беременна, разбуди меня. Я здесь для того, чтобы разгонять твои страхи.
– Спасибо. – Я устраиваюсь поудобней. Шарлемань уже спит, привалившись ко мне боком.
Как знать, может, это нам троим – мне, Габби и Шарлемань – суждено быть вместе в этой нелегкой ситуации?
* * *
Генри убирает мою медицинскую карточку и поворачивается ко мне.
– Доктор Винтерс сказала, мы можем опробовать инвалидное кресло, – торжественно объявляет он.
– Мы? – переспрашиваю я. – Прямо сейчас?
– Видишь ли, у женщин-медсестер не так развит пресс. Поэтому мне придется поднимать тебя в кресло. Но сначала, – добавляет он, – нам нужно кое-что уточнить.
– Давай, – киваю я.
Первая поездка, говорит Генри, может оказаться нелегкой. Даже приспособиться к сидению после нескольких дней в кровати будет достаточно трудно. А уж движение и вовсе может вымотать меня.
– Ну что, готова? – спрашивает он наконец.
– Какое там.
По правде говоря, я здорово напугана. А вдруг и правда будет больно? Или я вовсе не справлюсь и до конца своих дней буду прикована к кровати? Из еды – пюре и бульончики, из одежды – пижама, которая не застегивается на спине.
Господи, она же не застегивается!
– Ты увидишь мою задницу, верно? – мрачно спрашиваю я у Генри.
К его чести, он даже не смеется.
– Я не буду смотреть на нее, обещаю. Я профессиональный медбрат, Ханна. У меня есть дела поважнее, чем подглядывать за пациентами.
Что ж, выбора у меня все равно нет.
– Ну что, начнем?
Я киваю. Генри подходит ближе. Одной рукой он придерживает меня за спину, другую просовывает под колени.
– Раз, – говорит он.
– Два, – вторю я ему.
– Три!
Он подхватывает меня на руки, и уже в следующую секунду я сижу в инвалидном кресле.
– Ну как, ты в порядке? – спрашивает Генри.
– Да! Так куда мы едем?
– Едем? Тебе нужно просто привыкнуть к креслу, понять, как оно работает. Ни о каких поездках пока речь не идет.
– Да ладно, – поворачиваюсь я к нему. – Я была прикована к этой постели несколько дней. Неужели я не заслужила немножко свободы?
– Мне еще надо проверить других пациентов, – качает головой Генри.
Что ж, понятно. У него работа.
Генри показывает, как приводить в действие колеса и как останавливаться. Первый раз я толкаюсь так сильно, что врезаюсь в стену, и он тут же спешит мне на выручку.
– Да уж, автогонщика из тебя не получится, – замечает он.
– Я однозначно поставила крест на этой профессии, когда попала под машину.
Он мог бы пожалеть меня сейчас, но не жалеет. И это то, что нравится мне в нем больше всего.
– В пилоты тебе тоже не стоит идти, – добавляет он. – Или ты и это вычеркнула из списка профессий, когда попала под самолет?
– Ты со всеми своими пациентами так разговариваешь? – бросаю я на него негодующий взгляд.
Вот оно. Этот вопрос мне хотелось задать уже несколько дней, но я делаю вид, будто ответ меня совсем не интересует.
– Только с непослушными, – наклонившись, он смотрит мне прямо в глаза. – А знаешь, если тебе вдруг придет в голову выкатиться сейчас в коридор, пройдет, пожалуй, минута-другая, прежде чем я это замечу.
– Правда? – Я начинаю двигаться в сторону двери, не спуская глаз с Генри. – Я ведь могу случайно выкатиться за порог…
– Именно так, – смеется он. – Вот только смотри лучше вперед, а не на меня.
Я и правда задеваю колесом косяк двери.
– Ой. – Я откатываюсь чуть назад, а затем прямиком выезжаю в коридор.
Он куда более многолюдный, чем могло показаться. Больше комнат, больше медсестер. По идее, воздух здесь такой же, как в палате, но мне он кажется гораздо свежее. Безупречно чистый пол, бежевого оттенка стены. Ничего необычного, но у меня такое чувство, будто я приземлилась на Луне.