Под Андреевским и Красным флагом. Русский флот в Первой мировой войне, Февральской и Октябрьской революциях. 1914–1918 гг. | Кирилл Назаренко, Дмитрий Пучков | страница 28 | LoveRead.ec

В первые дни после победы Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде отряды матросов разъезжаются по всей стране. В первую очередь они направлялись в Москву, где происходили наиболее упорные бои со сторонниками Временного правительства. Именно там впервые сторонники Временного правительства применили жестокие меры к своим противникам – 28 октября (10 ноября) в Кремле юнкера расстреляли не менее 23 солдат – сторонников Советов, после того как те сдались. Общее число убитых и раненых доходило до 200 человек. Прибытие матросов в Москву переломило ход боев. 3 (16) ноября сторонники Временного правительства капитулировали.

Часть матросов двинулись в Харьков, где формировалось правительство советской Украины и откуда начался поход на Киев, завершившийся изгнанием из города Центральной Украинской рады в ночь на 26 января (8 февраля) 1918 г. Кстати, командовал отрядами, наступавшими на Киев, подполковник Муравьев, о котором уже говорилось ранее.

Матросы направлялись и на захват Ставки в Могилев.

В самом Петрограде они боролись с погромами винных складов и с саботажем чиновников. В этом деле прославился матрос Николай Григорьевич Маркин, который впоследствии помогал Троцкому в деле «завоевания» центрального аппарата Министерства иностранных дел и боролся против саботажа дипломатических чиновников.

Кроме того, матросы направлялись на юг, на борьбу с генералом Алексеем Максимовичем Калединым (1861–1918), который объявил себя атаманом Донского войска. В перестрелке с казаками Каледина под Таганрогом 7 (20) января погиб Мячеслав Тархальский – первый флотский офицер, павший в боях Гражданской войны на стороне советской власти. Он должен был получить чин мичмана инженера-механика в конце октября 1917 г., но не получил его в связи с отменой чинов.

Вероятно, именно в эти дни для населения России слова «матрос» и «большевик» стали синонимами – ведь на сухопутный фронт с кораблей уходили преимущественно добровольцы, наиболее активные сторонники большевиков, левых эсеров и анархистов. Это представление было настолько сильным, что во время Гражданской войны белым морским офицерам не удалось уговорить генерала Деникина создать подразделение из матросов для участия в боях на суше, а в колчаковской Сибири были случаи расстрела людей просто за то, что они когда-то служили в военном флоте.

Заметим, что на противоположной стороне баррикады, в составе Добровольческой армии Корнилова, которая выступила в Ледяной поход из Ростова в Екатеринодар в начале 1918 г., количество морских офицеров было крайне мало (вместе с гардемаринами – 35–40 человек из почти 10 тыс. флотских офицеров).

Матросы хорошо осознавали свою политическую роль. В мае 1918 г. во время суда над Дыбенко одному из свидетелей был задан вопрос: «Не считали ли матросы за собою особые заслуги перед советской властью, дававшие им некоторые права?» Прозвучал ответ: «Да, советская власть вылезла на них».

Если говорить о руководстве советского морского ведомства в первые дни после Октября, то пост морского министра фактически занял Дыбенко. Новое революционное руководство начало задумываться о привлечении старых специалистов. 27 октября (10 ноября) последний морской министр Временного правительства Вердеревский был освобожден из Петропавловской крепости под честное слово. В тот же день Ленин в беседе с председателем Военно-морского революционного комитета Иваном Ивановичем Вахрамеевым (1885–1965) одобрил привлечение контр-адмирала Вердеревского к работе в качестве управляющего Морским министерством.

На Всероссийском съезде военного флота Вахрамеев говорил: «Дальше я коснусь нашего отношения к морскому министерству. Вердеревский предъявил нам ультиматум, что он будет работать, если в министерство не будут введены новые лица. Такой ультиматум мы должны были принять, ибо мы боролись еще на улицах, и мы приняли его единогласно. Наше министерство работало, когда другие министерства не работали, и тов. Ленин говорил мне: “Матрос не только та живая сила, которая может брать [власть], а еще и дипломат”». Очевидно, что ультиматум Вердеревский мог предъявить только после своего освобождения из Петропавловской крепости, а фраза «мы боролись еще на улицах» должна быть понята так, что дело происходило во время выступления юнкеров в Петрограде. Действительно, 29 октября в 11 часов дня в Гельсингфорсе была получена радиограмма, информировавшая о составе Совета народных комиссаров. В ней Дыбенко был назван комиссаром по военно-морским делам, а о Вердеревском было сказано, что он «согласился быть в морском министерстве, заведуя технической частью и не касаясь политики». Очевидно, что эта телеграмма отражала один из этапов переговоров с адмиралом, который в конечном итоге все же отказался от сотрудничества с большевиками.

Отношение к Вердеревскому позволяет сделать вывод о том, что даже решительно настроенные матросские лидеры уже в первые дни после победы Октябрьской революции были готовы привлекать на свою сторону не просто военных специалистов, а даже лиц, занимавших высшие посты при свергнутом режиме. Что касается самого Вердеревского, то он мог бы оказать определенное влияние на смягчение трений между офицерством и матросами во время перестройки флота осенью 1917–1918 гг., способствовать сохранению остатков боеспособности военно-морских сил. Очевидно, что его фигура на посту главы ведомства не вызвала бы такой «аллергии» у офицеров, как личность Дыбенко.

Причины подобного доверия матросов к некоторым старшим офицерам и адмиралам «старого» флота, конечно, не в твердых левых политических взглядах этих офицеров, а скорее в их личных качествах, способности пойти на контакт со вчерашними «нижними чинами», признав их равными себе.

Небольшая монография Г. Б. Ольдерогге о Модесте Васильевиче Иванове (1875–1942) содержит уникальные сведения о событиях в Морском министерстве в ноябре 1917 г. и о мотивах перехода Иванова на сторону советской власти. Автор пользовался воспоминаниями дочери Иванова и его личным архивом. В частности, он воспроизводит следующий диалог Иванова с Лениным 1 (14) ноября 1917 г.: «Ленин стал расспрашивать моряка о его политических взглядах. [Ленин: ] Вы социалист? [Иванов: ] Думаю, что да, только, конечно, неважный, майский. Впрочем, лучше смотрите на меня как на елового социалиста. [Ленин: ] Но во всяком случае, вы же читаете газеты? Интересуетесь разворачивающимися событиями? [Иванов: ] Не только читаю и интересуюсь, Владимир Ильич, но волею судеб неожиданно для самого себя и принимаю участие в этих событиях… Ленин рассмеялся». Вероятно, под «майскими» социалистами Иванов имел в виду тех, кто присоединился к левому движению лишь после того, как убедился в победе Февральской революции. Во флотском жаргоне того времени под выражением «еловый» понимали то, что сейчас обозначается понятием «липовый», то есть фальшивый, поддельный. Имеется в виду, что еловая древесина, хоть и схожа с сосновой, непригодна для корабельных дельных вещей из-за сучковатости и скрученности волокон.

Спустя несколько дней, 4 ноября 1917 г. вышло постановление СНК «О назначении М.[В]. Иванова товарищем морского министра с исполнением обязанностей председателя Верховной коллегии Морского министерства». Заметим, что назначение Иванова товарищем министра оставляло нишу для Вердеревского – на его пост министра формально не покушались.