Лагуна. Как Аристотель придумал науку  - читать онлайн книгу. Автор: Арман Мари Леруа cтр.№ 86

Потому что естественный отбор сделал слона способным размножаться. Дарвин дал телеологии механистическое объяснение. Он разорвал цепь “зачем” и “почему”. По этой причине Огл славил Дарвина как реинкарнацию Демокрита. Ведь там, где организменную телеологию Аристотеля пытаются применить к упрямой материи, Дарвин показал, как при выполнении нескольких простых условий она из материи появляется. Дарвин – онтологический редукционист. Аристотель – нет.

Но почему животные Аристотеля должны стремиться к выживанию и размножению? Ведь Стагирит едва ли мог обращаться к естественному отбору. (Он отверг по меньшей мере один его вариант.) Аристотель мог сказать, что они просто делают это, но это был бы не Аристотель. Он дает эффектный и отчасти загадочный ответ. Живые организмы желают выжить и размножаться, чтобы “по возможности быть причастными вечному и божественному”. Предполагая, что организмы желают “быть причастными вечному”, он имеет в виду, что они задуманы такими, чтобы не вымереть. Так кому выгодно? Выходит, замысел, лежащий в основе организмов, приносит пользу не особям, поскольку они рано или поздно умирают. Он гарантирует, что их формы (рода) будут существовать вечно. А когда Аристотель говорит о “божественном”, он не привлекает к объяснению Бога-ремесленника, поскольку того не существует. Скорее бессмертие – это свойство божественного, а размножение делает животных в некотором смысле бессмертными.

Мы близко подошли к объяснению Аристотелем космоса и его отношению к концепции бессмертного Бога. Почему рода животных должны быть бессмертными? И здесь мы приходим к одной из недоказуемых аксиом аристотелевской науки: лучше существовать, чем не существовать.

97

Когда Аристотель говорит о “совершенстве”, это легко можно интерпретировать в зоологических терминах. Более “совершенное” потомство сразу же после рождения более развито, чем менее “совершенное”. Указывая, что устройство того или иного органа “лучше” устройства другого, Аристотель, как правило, объясняет это функциональными различиями. Однако когда он описывает порядок в живой природе, становится ясно: речь идет и о метафизике.

“Геометрия” животных по Аристотелю (верхний – нижний, передний – задний, правый – левый) не совпадает с “геометрией” современной биологической науки (передний – задний, дорсальный – вентральный, правый – левый). Это объяснимо: Аристотель указывает на аналогии функций, современные биологи – на сходство структур. Кажется странным, что Аристотель придает ценность одному из полюсов в каждой паре – например верхнему или правой стороне, – называя его “более благородным” (или “более ценным”). Безусловно, здесь есть биологический смысл: органы чувств полезнее ягодиц или хвоста, прием пищи для большинства людей приятнее испражнения, а правши численно превосходят левшей. И все же неочевидно, есть ли место “благородному” и “ценному” в функциональной биологии: в нашей точно нет.

Телеология Аристотеля пронизана оценочными суждениями. Он пишет, что положение сердца в середине тела диктуется его эмбриональным происхождением. При этом сердце скорее сверху, чем снизу, и скорее спереди, чем сзади: “Вообще лучшее и более ценное там, где не препятствует что-нибудь еще более значительное, в отношении верха и низа всегда скорее помещается наверху”. Это напоминает рассадку гостей согласно их общественному положению. Конечно, хочется спросить, почему сердце у человека внизу и слева, но Аристотель делает оговорку – “если не препятствует что-нибудь еще более значительное” – и импровизирует: сердце там, чтобы “выровнять охлаждение левой стороны”. Он, конечно, думает, что “более достойная” правая половина тела горячее левой (особенно у человека), и сердцу пришлось уравновесить относительную холодность левой стороны.

Даже когда Аристотель не говорит о почестях, он, кажется, считает, что определенные конфигурации просто “лучше” прочих, независимо от их функциональности. По его мнению, органам лучше иметь простое происхождение. Аристотелю нравится симметрия. Так как сердце (главный орган души) помещается в середине тела, ему “лучше” иметь три камеры, и среднюю камеру уравновешивают остальные две. Да, у биологии Аристотеля есть мистическая сторона. В ней ощущается влияние народных, пифагорейских или, скорее, платоновских представлений о ценности. Биология “Тимея” (если так можно выразиться) не просто пронизана религией, а построена на ней.

Влияние Платона заметнее всего тогда, когда Аристотель говорит о человеке. Он высказывается недвусмысленно: человек для него образец не только потому, что это животное нам известно лучше всего, но потому, что он – самое совершенное животное. Оси тела сильнее всего различаются у людей, а у других животных они спутаны (так, у четвероногих нет разницы между правым – левым и верхом – низом). Аналогично, черты характера, которые определяются чувствующей душой – смелость, робость, разум и т. д. – у человека развиты лучше, чем у других животных. В некоторых случаях исключительность человека определяется количественными параметрами (у нас чего-то больше или меньше), в других – качественными. Да, ласточка, сооружая прекрасное гнездышко, проявляет сообразительность, но человеческий разум все равно устроен иначе.

Поскольку способности чувствующей души сильнее всего развиты у человека, различие нагляднее всего как раз у людей. Оценим, например, различия между полами. По Аристотелю, мужчины обычно храбрее и преданнее женщин, однако они менее отзывчивы, не такие бесстыжие, ревнивые, лукавые и не в такой степени подвержены унынию. А если самку каракатицы ударить трезубцем, самец героически плавает вокруг нее, пытаясь спасти подругу. Если же ранить самца, самка предпочтет улизнуть. То же и у людей. Аристотель в целом мрачно смотрит на женщин. По его мнению, они менее совершенны, чем мужчины. И это еще мягко сказано: в трактате “О возникновении животных” Аристотель пишет, что женский род “слабосилен”, “страдателен”, что самки – “как бы увечные самцы”. Ученые-феминистки сделали массу выводов из этих пассажей.

Что же, в этом есть резон. Однако я не хочу сажать Аристотеля на скамью подсудимых за его гендерную идеологию – только за его науку. Не то чтобы у него не было причин делать такие выводы – конечно, были, он же Аристотель. Он задает вопрос: почему обоим полам даны отдельные тела? Это не обязательно: взгляните на растения. Следовательно, различие полов нужно как-то объяснить ^[193]. И философ приходит к телеологическому объяснению: животные (хотя бы большинство) разнополы, потому что так “лучше”.

Иногда Аристотель описывает различие полов так: самцы сообщают потомству действующую причину, самки – материальную. Первая, утверждает философ, выше второй, так как она охватывает сущность и форму животного. И для вещей высшего порядка лучше не смешиваться с вещами низшего порядка, продолжает он. Это самоочевидно. Следовательно, для животных мужского и женского пола лучше существовать в разных телах, чем в одном.