Дом проклятых душ - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 49

Но что же это он лежит-полеживает да думы думает?! Кто бы его ни держал в плену, сейчас-то он свободен! Надо бежать отсюда.

Горностай не без труда спустил ноги с лавки и увидел то, что уронил на пол.

Телогрейка. Поношенная телогрейка. В карманах что-то тяжелое – он помнил стук, с которым ватник ударился об пол.

Горностай потянулся было поднять его, но тут же о нем забыл и принялся озираться.

Связанным он лежал в какой-то безликой комнатушке, тоже оклеенной местами бумагой, как в той комнате, в которую он так необдуманно вбежал. Выгоревшая, ссохшаяся бумага довольно пугающе шуршала, в полубреду Горностаю постоянно слышался какой-то шепот, вроде бы даже шаги чьи-то… Однако сейчас он оказался совсем в другой комнате – с бревенчатыми стенами, с большой печью, на которой что-то кипит, с двумя дверьми.

Горностай вскочил, кинулся сначала к одной, к другой, толкал, дергал, пока не убедился, что они закрыты.

Хотелось пить. На полу стояло ведро с водой, в котором плавал ковшик.

Горностай нагнулся, набрал в ковшик воды, поднес было к губам… И опустил ковшик в ведро.

Вдруг всплыла в памяти – или воображении? – сцена: он просит воды. Капитанская дочка бросается к ведру, к этому самому ведру, зачерпывает ее ковшом, но вдруг замирает, словно испугавшись чего-то. А потом подносит к губам Горностая бутылочку воды и говорит: «Вот эта бутылка и еще чай в термосе – все, что у нас есть. Придется экономить, пока я не найду, как отсюда выбраться. Черт, вот же дура, как я могла забыть ту бутылку, которая рядом с тобой стояла?! Дура и есть…»

Он помнил каждое слово, которое она произнесла. Он помнил свой дурацкий вопрос: «Откуда ты взялась?»

Сейчас следовало спросить: «Где ты? Куда ты пропала?!»

Не было ни девушки, ни термоса с чаем. Почему она ушла? Или ее увел тот, кто появился потом?

Да, Горностай помнил, кто-то еще был в комнате. Его мучитель, вот кто! Горностаю тогда казалось, что он слышит его голос в бреду… а может быть, это был не бред?

От напряжения заболела голова, и Горностай потер виски, подышал глубоко, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

В комнате тонко, пряно пахло сухими травами, развешанными по стенам. Пахло горячей водой от ведра. И еще чем-то пахло довольно неприятно, и это еще мягко сказано. А если называть вещи своими именами, то просто воняло.

Довольно скоро Горностай сообразил, что неприятный (хм!) запашок исходит от него.

Не удивительно, если вспомнить, что он двое или трое суток, а то и больше лежал связанным, и этот скот с бледно-голубыми глазами не позволял ему подняться и ни в какой туалет, сволочь, не водил!

От осознания этого Горностай почувствовал себя оскорбленным до такой степени, что, во‐первых, убил бы своего мучителя на месте, если бы тот сейчас попался ему под руку, а во‐вторых, понял, что не должен оставаться в таком состоянии ни минуты лишней. Крепости его духа хватило на то, чтобы выдержать пытку голодом и жаждой, но выдержать пытку отвращением к себе он не смог.

И она – она! Капитанская дочка! – видела его таким! Она вела его по каким-то коридорам, поддерживая, приобнимая!

Может быть, она не выдержала отвращения к нему, этой вонищи не выдержала, вот и сбежала?

«Это все был бред! – внушал себе Горностай, чтобы не застонать от внезапного приступа горя. – Мне померещилось. Я не знаю, кто меня сюда притащил, кто оставил бутылку! И хватит рефлексировать, давай-ка делом займись».

Огляделся, отыскал в углу большой серый таз с ободранной эмалью, схватил ковшик, плавающий в ведре, начерпал сначала кипятка из кастрюли, потом добавил чуток холодной воды и принялся яростно мыться. Мыла не нашлось, мочалки тоже, и сбрить щетину было нечем, но само ощущение горячей воды на теле возносило к истинному блаженству! Горностай моментально почувствовал себя лучше, а главное, чище. Силы возвращались к нему.

Конечно, он безобразно наплескал вокруг, когда мылся, но, пока тело обсыхало (полотенец для него тоже не припасли!), нашел в углу какую-то дерюжку, кое-как подтер пол, поставил таз в угол – вынес бы, выплеснул бы грязную воду на улицу, но двери-то заперты! – и только сейчас обратил внимание, что в комнате нет окон.

А между тем в ней было светло…

Горностая пробрало ознобом – то ли от холода, то ли от страха. Немудрено вообще-то испугаться! Деревенская, насквозь деревенская комнатенка, и не какой-нибудь новодел, видно, что бревна старые, пол некрашеный, темный от времени, ведра и тазы словно на свалке найдены, тоже старье, а свет, а этот свет, который идет неведомо из каких светильников!

Что это значит?

Что происходит?!

Куда он попал?

Такое ощущение, что на тот свет… потому что в этом свете (черт бы побрал все омонимы ^[20] на свете!), то есть в свете, который исходил из стен, было нечто потустороннее.

Только теперь он вспомнил, что такой же свет «горел» постоянно там, где он лежал связанным. Но в одной из стен было окно, он думал, что свет исходит оттуда, теперь вспомнил, что нет, не оттуда, что свет точно так же, как здесь, словно бы из стен сочился!

Вдруг Горностай спохватился, что стоит голый. И буквально ударило ощущением, будто кто-то за ним подглядывает! Он реально чувствовал ползающий по себе чужой, ехидный взгляд!

Надо было срочно хоть срам прикрыть.

Напялить на себя свою собственную грязную и вонючую одежду Горностай не смог бы под угрозой расстрела. Брезгливо обшарил карманы – пусто, конечно, да ладно! Скомкал эту грязь, сунул в печь, в огонь, и только теперь спохватился, что одеться-то не во что.

Да почему не во что? На гвозде, вбитом в стену рядом с топчаном, висели какие-то поношенные, образца невесть какого года, галифе. Они были выстираны, хоть и не выглажены, вид имели несколько жеваный, однако Горностай плюнул на предрассудки, радостно впрыгнул в галифе и сразу ощутил себя гораздо уверенней. Обувки никакой не нашлось, да и ладно, потерпит, на даче он вообще с апреля ходил босиком, ноги привыкли. Вместо рубахи телогрейка сойдет, с хозяевами он потом как-нибудь объяснится, а пока…

А что в карманах телогрейки, кстати, такое тяжелое?

Он сунул руки в карманы – и онемел, поняв, что там лежит.

В это время одна из дверей, в которые Горностай только что напрасно рвался, распахнулась.

Он не поверил глазам, даже не сразу смог воскликнуть возмущенно:

– Ты?! А ты-то как сюда попала?! Хотя да, чего это я туплю? Если ты меня сюда заманила, значит, ты не можешь не быть в деле!

– Я те-ебя сюда заманила, но я тебя и вывести могу, – сладко улыбнулась желтоглазая девка, по-прежнему одетая совершенно «фестивально» и с дурацким бубенцом на шее.