Пиши рьяно, редактируй резво - читать онлайн книгу. Автор: Егор Апполонов cтр.№ 85

– Как будто сижу на берегу и смотрю на воду. И глажу по голове кого-нибудь любимого.

– Ирвин Шоу называл критиков убийцами литературы. А вы, писатель, как к ним относитесь?

– Критики – это счастье. Их почти не осталось. Я всем им очень благодарен. В том числе и тем, кто ругался. Никаких претензий. Помню, в 2009 году Наринская написала, что Прилепин, да, был главным писателем нулевых, но в десятых от него ничего не останется. Разве это не восторг? Я ее обожаю. Жду, что она скажет в 2019 году.

– Как вы все успеваете? И книги писать, и в общественной жизни участие принимать. У вас все по графику или спонтанно?

– А в какой общественной жизни я принимаю участие? Вы меня с кем-то путаете, видимо. Я полтора года прожил на Донбассе и за это время не издал ни одной книги, не ходил ни на один митинг и не участвовал ни в одном собрании.

– Каким должен быть писатель нового времени?

– Таким же, как и старого времени.

– Ваш совет молодым писателям?

– Не завидуйте никому, а то мозги скиснут.

Андрей Геласимов – об источниках вдохновения, борьбе с неудачами и гении Толстого.

– Вы всегда знали, что будете писателем?

– В общих чертах – да. Но это было скорее понимание того, что я буду заниматься искусством в целом. Довольно продолжительное время я посвятил театральной режиссуре, и только потом, уже оставив театр, сделал литературу своим основным занятием. Хотя преподавал ее в университете задолго до этого.

– Вы начали писать, не планируя издаваться. Почему начали?

– Была определенная тяга к этому занятию. В принципе, юношеское увлечение. Был очарован биографиями известных писателей. Сложился такой романтический образ волшебных бездельников, баловней судьбы. Они для меня были такими же звездами, как для других – великие футболисты.

– Кто такой графоман? Где грань между писательством и графоманией? Как понять, что ты не графоман?

– Присутствие таланта всегда ощутимо. Его отсутствие – тоже. Ко всему прочему, графоман не высокомерен. Он легко соглашается стать членом Союза писателей. Более того, он даже хочет этого. Так что если вас до дрожи волнует работа над текстом, а не членство в Союзе, это уже хороший знак. Само по себе высокомерие отвратительно, и сильный писатель обязан его преодолеть. Но если подобной гадости нет в самом начале – ситуация в общих чертах плачевна.

– Как побороть «синдром самозванца»: кто я такой, чтобы писать? Кто дал мне право писать?

– Не знаю. У меня не было такого чувства. Меня пожирало ощущение, что вот-вот – и у меня получится. Неудачи, конечно, переживались болезненно, однако я как-то быстро о них забывал.

– Как долго вы писали в стол, пока не начало получаться?

– Лет пять, наверное. Но это не было постоянной работой. Я писал во время каникул и отпусков. По выходным иногда. Это было скорее хобби. А потом вдруг получилась хорошая вещь, и я понял, как я ее сделал. И не только понял, но и запомнил. С того момента все и пошло.

– Расскажите о ваших первых шагах. Как вас начали издавать? Сложно ли было найти издателя? Что это было: удача и стечение обстоятельств или судьба?

– Удача, несомненно, играет важную роль, как и в любом другом виде деятельности. Однако и в судьбу я верю. Слишком уж много как бы случайных факторов сложилось в моей личной биографии в такой рисунок, что дальнейший путь оказался предопределен. К первому издателю (Дмитрий Ицкович, издательство ОГИ) меня привел мой бывший однокурсник по ГИТИСу. Его жена оформляла один из клубов ОГИ. Там долгое время стояли табуретки с их дачи. Значит, не поступи я на режиссерский факультет в конце восьмидесятых, моя первая книга не вышла бы в ОГИ. Впрочем, сильно подозреваю, что она вышла бы в другом издательстве. Это была повесть «Жажда». И на тот момент совершенно независимо от ОГИ ее уже принял к печати журнал «Октябрь». Ну а теперь она переведена уже на десяток языков. Или больше, я не помню. Это я к тому, что собственно качество текста тоже имеет не последнее значение.

– То есть вы верите в судьбу и предопределенность – если уж на роду написано стать писателем, ты им станешь?

– В судьбу верю, но ничего не предопределено. Любой из нас легко может запороть самый прекрасный план, какой имеет для нас Вселенная. Умельцев хоть отбавляй. На самом деле, помимо литературного таланта, нужен еще отдельный дар, чтобы слышать мелодию своей судьбы – и хоть иногда попадать в такт. Тогда все получится. Вселенная добра к нам. Это мы глуховаты.

– Что вы почувствовали, когда вышла ваша первая книга и вы взяли ее в руки?

– Издатель мой был весьма удивлен тем, что я пришел за книгой только спустя неделю после ее выхода. Он сказал – ты первый такой автор в моей практике. А я просто уже работал над следующим текстом. Никаких особенных чувств по поводу публикации первой повести я не испытывал. Было твердое ощущение, что впереди много другой интересной работы. Помню, как-то оказался в ресторане, где один начинающий писатель праздновал выход своей первой книги. Он даже окропил водкой ее страницы. Я удивился всему этому энтузиазму, но виду не подал. Решил, что все люди разные. Больше книг у того парня, кажется, не выходило.

– «Жажда» – произведение, которым вы уже окончательно заявили о себе как о серьезном писателе с амбициями и собственным стилем. А как «Жажда» писалась?

– Писалось легко. Эта история сама себя рассказывала. Я оказался до такой степени захвачен ею, что выбора у меня не осталось. Бывают тексты, которые в любом случае должны быть кем-то написаны. Фигура писателя здесь не важна. Он лишь инструмент.

– Вы свою жажду утоляли водкой, чтобы проникнуться переживаниями героев. Насколько писателю важно испытать на своей шкуре все то, что описывается в книге?

– Знать материал, конечно, надо. Но тут лучше без фанатизма. Фактура – вещь, безусловно, хорошая, однако и писательское воображение никто не отменял. Если автор не ощущает предметно, пусть и на уровне воображения, тот мир, в который он погружается, ему вряд ли поможет собственный опыт. Плюс надо еще уметь перевести эту предметность ощущений в эстетическую плоскость – то есть в композицию, в характерологию, в умение строить диалог.