Френсис и, зевнув, снова закрыл глаза: - Дай мне еще
полежать минутку,
Паркер. Если я задремлю, ты меня потряси.
Но Паркер тут же начал трясти его.
- Вставайте скорее, сэр. Мне кажется с миссис Морган
что-то случилось:
ее нет в спальне, а тут я нашел какую-то странную записку и
нож. Быть может,
это вам что-нибудь объяснит. Я, право, не знаю, сэр...
Френсис одним прыжком вскочил с постели; с минуту
он не отрываясь
смотрел на кинжал, затем извлек его из дерева, прочел
и снова перечел
записку, словно никак не мог понять смысл двух
простых слов: "Прощай
навсегда".
Но еще больше, чем записка, поразил его кинжал,
воткнутый между глаз
Леонсии; глядя на отверстие, оставленное кинжалом в тонком
картоне, Френсис
вдруг отчетливо вспомнил, что уже видел это когда-то,
- и сразу в его
памяти возник дом королевы на берегу озера: вот они все
стоят возле золотого
котла, смотрят в него и каждый видит свое. А ему тогда
привиделась Леонсия,
и между глаз у нее торчал нож. Френсис даже снова
воткнул кинжал в
фотографию и еще раз посмотрел на нее.
Объяснение напрашивалось само собой. Королева с самого
начала ревновала
его к Леонсии, и здесь, в Нью-Йорке, обнаружив ее
фотографию на туалетном
столике своего мужа, сделала столь же верный вывод,
как верен был удар
стального клинка в мертвое изображение. Но где она сама?
Куда она девалась?
Чужая в самом буквальном смысле слова всем и всему в этом
огромном городе,
наивная, неискушенная душа, считающая телефон
волшебством, Уолл-стрит -
храмом, а бизнес - нью-йоркским богом, она, должно
быть, чувствует себя
здесь все равно как обитательница Марса, свалившаяся вдруг
на землю. Где и
как провела она ночь? Где она сейчас? Да и жива ли вообще?
Френсису явственно представился морг с рядами
неопознанных трупов,
потом - берег океана, на который прилив выбрасывает тела
утопленников...
Вернул его к действительности Паркер.
- Не могу ли я быть чем-нибудь полезен, сэр? Быть
может, позвонить в
сыскное агентство? Ваш батюшка всегда...
- Да, да, - поспешно перебил его Френсис. -
Был один человек,
услугами которого он пользовался особенно охотно, -
молодой такой, он
работал у Пинкертона... Ты не помнишь, как его фамилия?
- Бэрчмен, сэр, - быстро ответил Паркер, направляясь
уже к двери. -
Я сейчас же пошлю за ним.
И вот Френсис в поисках своей жены вступил на путь
новых приключений,
которые открыли ему, исконному нью-йоркцу, такие стороны
и уголки жизни
огромного города, о которых он до этого времени не
имел ни малейшего
представления. Королеву искал не только один Бэрчмен - с
ним работало еще
около десятка сыщиков, которые прочесали весь город
вдоль и поперек, а в
Чикаго и Бостоне работали под его руководством другие
сыщики.
Жизнь Френсиса в этот период никак нельзя было бы
назвать однообразной:
на Уолл-стрите он вел борьбу с неизвестным противником, а
дома отвечал на
бесконечные вызовы сыщиков, требовавших, чтобы он летел то
туда, то сюда, то
еще куда-нибудь для опознания какого-то только что
найденного женского
трупа. Френсис забыл, что значит спать в определенные часы,
и привык к тому,
что его могут вытащить в любое время из-за стола или
даже из постели и
погнать неизвестно куда для опознания все новых и новых
трупов. По сведениям
Бэрчмена, ни одна женщина, отвечающая описаниям
королевы, не покидала
Нью-Йорк ни поездом, ни пароходом, и он продолжал
старательно обыскивать
город, убежденный, что она все еще здесь.
Таким образом, Френсис побывал и в Мэттенуэне, и в
Блэкуэлле, и в
тюрьме, именуемой "Гробница", и в ночном
полицейском суде. Не избежал он и
бесчисленных вызовов в больницы и морги. Однажды его даже
свели с только что
задержанной магазинной воровкой, на которую в полиции не
имелось карточки и
чью личность никак не могли установить. Не раз он
сталкивался с
таинственными женщинами, которых подручные Бэрчмена
обнаруживали в задних
комнатах подозрительных гостиниц, а на какой-то из
пятидесятых улиц
Вест-Сайда он наткнулся на две сравнительно невинные
любовные сценки, к
величайшему смущению обеих пар и своему собственному.
Но, пожалуй, самым интересным и трагическим было то,
что он увидел в
особняке Филиппа Джэнуери, угольного короля, которому этот
его особняк стоил
десять миллионов долларов. Какая-то неизвестная
красавица, высокая и
стройная, явилась в дом Джэнуери неделю назад, и Френсиса
вызвали посмотреть
на нее. При Френсисе она была столь же невменяема, как и
в течение всей
недели. Ломая руки и обливаясь слезами, она бормотала
страстным шепотом:
- Отто, ты не прав. На коленях заверяю тебя, что ты
не прав. Отто, я
люблю тебя и только тебя. Никого, кроме тебя, Отто, для
меня не существует.
И никого никогда не было, кроме тебя. Все это ужасная
ошибка. Поверь мне,
Отто, поверь, иначе я умру...
И все это время на Уолл-стрите продолжалась борьба
против так и не
обнаруженного могущественного противника, начавшего,
по общему мнению
Френсиса и Бэскома, решительное наступление на состояние
молодого магната,
- наступление с целью уничтожить Френсиса.
- Только бы нам продержаться, не пуская в ход
"Тэмпико петролеум"! -
от души пожелал Бэском.
- У меня вся надежда на "Тэмпико
петролеум", - отвечал Френсис. -
После того, как будут поглощены все ценные бумаги, которые
я могу выбросить
на рынок, я пущу в бой "Тэмпико петролеум",
- это будет равносильно
вступлению свежей армии на поле почти проигранного сражения.