– Как ты? – Спаситель заговорил с ней самым обворожительным голосом. – Мама мне рассказала о твоих неприятностях. Ты согласна об этом поговорить?
– Ну… раз я здесь, – сухо ответила она. И тут же поняла, что ей совсем не хочется здесь оставаться.
– Я звонил мадам Сандоз, – сказал Спаситель, не упомянув, что малость вправил ей мозги. – Ты думаешь, что тебя сделали главной виновницей в истории с травлей. Но это не так. Джимми Дельона вызвали к директрисе, а с остальными, как с тобой, беседуют мадам Нозьер и мадам Сандоз.
– Но почему я? Я ничего не сделала такого «страшного». – Она изобразила пальцами кавычки.
Ей все еще казалось, что она жертва юридической ошибки. Но Элла говорила, что она тоже была среди тех, кто ее травил.
– Я тебе верю, – сказал Спаситель и взмахнул рукой, отметая все обвинения. – Ничего такого «страшного» ты не делала. Просто перепостила фотографию.
– Это да…
– С небольшим комментарием?
Алиса покраснела. Она прибавила шуточку про плоскую грудь.
– Пустяки по сравнению с тем, что писали другие.
– Я тебе верю, верю, – повторил Спаситель. – Просто вся штука в том, что такие вещи всегда начинаются с пустяков. Как будто кто-то взял и запустил снежок. Что такое снежок? Подумаешь, совсем не больно. Но потом каждый лепит по снежку, и снежки превращаются в огромный ком. Ком становится лавиной – и тут уже тому, кто под нее попал, приходится плохо. Никто как будто бы не виноват во всем, что случилось. Но в то же время каждый понемногу виноват. – Он рассказывал про снежки и лавину самым непринужденным тоном, но знал, что делал. Ему хотелось, чтобы Алиса признала за собой часть вины. – Кстати, о снеге. Мне вспомнился один случай, который был в Канаде, в Монреале, лет двадцать тому назад.
Алиса приготовилась выслушать давящую на совесть историю про затравленного подростка, который покончил с собой. Мадам Сандоз уже успела преподнести ей несколько штук.
– Одна девочка довольно долго не ходила в школу, – начал Спаситель в духе зачина «жил-был на свете»… – А когда она вернулась в класс, то на голове у нее была шапочка, которую она не снимала даже на уроках. Как-то на переменке один мальчишка, по глупости или из любопытства, сорвал с нее шапочку. Все увидели, что девочка лысая. Мальчишка без всякого злого умысла засмеялся и обозвал ее не то яйцеголовой, не то бильярдным шаром – как-то так. После все стали косо смотреть на девочку в шапочке, а прозвище прижилось.
– Что за идиоты! У нее же, наверно, был рак.
– Ну-ну… Но тут нашлась другая девочка, которая никогда раньше особенно с той, первой, не дружила, – так вот она пришла однажды в школу тоже в шапочке. И сняла ее перед всем классом. Оказалось, что в знак солидарности она побрилась наголо. И травля прекратилась, лавина не сорвалась.
– Это на самом деле было?
– Мне рассказала одна пациентка вот в этом самом кабинете. Она была той девочкой, которая побрилась наголо.
– Ничего себе, здорово!
– На такой жест сочувствия способен не каждый. Но, я думаю, ты тоже могла бы остановить лавину. Как-нибудь помочь Элле.
– Но как? – пылко спросила Алиса.
– Не знаю. Подумай сама.
Он дал Алисе время поразмыслить.
– Можно написать ей письмо с извинениями. От всех.
– Отличная мысль. Думаешь, другие девочки тоже подпишут?
Алиса с сомнением покачала головой. Мелани или Ханна вовсе не считают Эллу жертвой.
– Потому что им не за что извиняться? – вслух сказал за нее Спаситель. – Они думают, Элла сама виновата: она ведет себя неприлично, а они – за то, чтобы все было правильно. Она извращенка, лесби, транс, а они нормальные, как все. Может, они правы? Отстаивают нравственность?
Алиса долго молчала, потом медленно выговорила:
– Мне надо все это обдумать.
Не прошло и часа, как в кабинет Спасителя вошла Элла – как каждую неделю в это время.
– А папа не придет?
– У него переговоры с клиентом.
Элла держалась как-то скованно. Спаситель пришел ей на помощь:
– Вы с ним ходили в боулинг в выходные?
– Да. Ездили в Саран.
Все сорок пять минут избегать главного вряд ли было возможно, так что Спаситель начал сам:
– А в школе ты сегодня была?
– Я туда больше не вернусь! – выпалила Элла в ответ.
– Все так плохо?
Элла кивнула.
– Джимми?
– Даже не он. Его вызвали к директрисе. Зато весь класс…
В классе запустили новую «фишку». Полагалось сказать Элле: «Где же галстук?», а в спину ей шепотом гоготали сокращенный вариант: «Гдежега». Слух дошел до младших классов – будто бы в школе есть мальчишка, который выдает себя за девчонку. Зовут его Эл-транс.
– Одного я долбанула об стенку, – сквозь зубы сказала Элла.
– Что-что?
– Один парень из нашего класса достал меня на перемене. Ну, я и треснула его об стену головой.
Элла довольно усмехнулась. Значит, она не жертва по натуре, и это очень хорошо. Но, по последним подсчетам, в травле участвовало 326 человек. Всех по одному не перебьешь.
– Это нормально, что мне хочется их убить?
Нежный розовый свет, игравший у нее на щеках, заполыхал пожаром.
– В твою душу занесли чувства, которых прежде в ней не было. Ненависть, злость, жажду мести. Ты должна отдавать себе в этом отчет.
Спаситель знал слишком много историй, когда униженные, затравленные подростки в один прекрасный день являлись в школу с оружием в руках.
Вечером, когда он читал в постели очередную психологическую книгу «Базовый невроз»
[28], зазвонил мобильник. И это была не Луиза.
– Алиса?
– Знаю, уже поздно, но я придумала, как помочь Элле. Маме не понравится. Но можно я хоть тебе скажу?
* * *
Утром Спаситель открыл дверь в приемную и первым делом увидел Майлис – она сидела на полу и успела расставить вокруг себя целую семейку динозавров. Мадам Фукар – для знакомых Клоди – с виноватым видом сунула в сумку смартфон.
Обе зашли в кабинет, Клоди села напротив психолога.
– Лионель не придет? – спросил он.
В прошлый раз, уходя, Лионель уверенно попрощался: «До следующей недели».
– Он спит, – лаконично ответила Клоди.
– Сто будем делать? – спросила Майлис.