– Роскошь, конечно, еще та, но, может, она согласится – разок в две недели?
– Послушай, между нами нет никаких обязательств, – сказала Луиза.
– То есть как?
– Ну… если ты не готов… – еле выговорила она.
Она страшно боялась – вдруг он ухватится за шест, которая она же ему протянула, и ответит: «Ладно, так и поступим. Пусть каждый живет сам по себе».
– Вот как? Ты думаешь?
Ох уж эта его мания отвечать вопросом на вопрос!
– Мне кажется, но, может быть, я ошибаюсь, – с отчаянием в голосе сказала Луиза. – Мне кажется, что-то мешает… Не знаю… Ты меня любишь?
Спаситель провел рукой по лбу, словно стирая надпись: «Он тебя предал». «Ну, решайся! – ожил Сверчок Джимини. – Момент лучше некуда».
– Я сделал страшную глупость, Луиза. Это пустяк, но, если я тебе не расскажу, мне кажется, какая-то неловкость так и останется между нами. Я совершил… нечто недопустимое по отношению к пациентке.
«Посмотри, как у нее вытянулось лицо, – сказал Сверчок. – Она не поняла. Говори точнее!»
– Поцеловал ее, только и всего. Больше мне нечего сказать – во-первых, потому что больше ничего и не было, а во-вторых, потому что я не имею права обсуждать своих пациентов.
– Ты… ты ее любишь? – растерянно пролепетала Луиза.
– Да нет же! Я ее толком не знаю. И не спрашивай, пожалуйста, часто ли я пристаю к пациенткам. Нет и нет! Я люблю тебя. Только тебя. И хочу жить с тобой вместе.
Луиза запуталась. Она получила признание в любви по всей форме. Но с другой стороны…
– Ты такой же, как все? – с удивлением в голосе сказала она.
– Что делать… Жаль, конечно.
Пожалуй, в глубине души он даже был рад, что Луиза перестанет считать его идеальным.
– Но все-таки я хорошо воспитан, и во мне сильно Супер-эго. – Он незаметно подмигнул Сверчку. – Так что я честный человек процентов на девяносто девять.
– Отшучиваешься, как всегда?
– Пытаюсь.
Они смотрели друг на друга выжидательно.
– Прости меня, – сказал он наконец.
* * *
Супруги Гонсалес не совсем доверяли Спасителю. Мало ли что он еще напридумает! Они сидели в приемной и с умилением смотрели на старшую дочь Амбру, долговязую, с длинной шеей и длинным носом.
– Здравствуй, Амбра, здравствуйте, мадам и месье Гонсалес! – Спаситель встретил их приветливо. – А младшую девочку вы не привели?
– Изе у бабушки с дедушкой, – ответил месье Гонсалес.
– А! У того самого дедушки, мастера на все руки!
– Да, – невесело сказала мадам Гонсалес. – Доктор Дюбуа-Герен велел нам…
– …отвезти ее за город, – договорил ее муж.
– Отличный доктор!
Предписание из разряда «есть больше рыбы во время выпускных экзаменов» или «грызть яблоко от бессонницы». Видимо, доктор заметил переутомление у маленькой Изе.
– Я слышал, ты прекрасно учишься, Амбра, – похвалил девочку Спаситель. Она прошелестела «да». – Но, кажется, плохо спишь?
– Совсем не сплю…
– Что-что?
– Говори громче, – сказали родители.
– Совсем не сплю, – нехотя повторила Амбра.
– Совсем-совсем?
– Только со снотворным.
– А без снотворного заснуть не можешь?
– Нет.
Дело обстояло хуже, чем он думал.
– Я думал, ты принимаешь снотворное только перед контрольными.
– А они бывают все время, – так же нехотя сказала Амбра, почесывая запястье.
– Не чешись! – сказали родители.
– Экзема? – спросил Спаситель.
Мадам Гонсалес хотелось прекратить медицинские расспросы.
– У нее есть мазь, – сказала она.
– Которую прописал ваш врач?
МАТЬ: Нет, аптекарь.
ОТЕЦ: Она больше не хочет ходить к Дюбуа-Герену.
– Ты сердита на доктора? – спросил Спаситель.
Амбра молчала и только сильнее расчесывала руку. Вместо нее ответила мадам Гонсалес: доктор посоветовал Амбре побольше думать о мальчиках и поменьше – о контрольных, а она обиделась. Спаситель понимающе кивнул. Совет очень правильный. Но преждевременный. Половое развитие Амбры еле тянуло на ребенка лет шести-семи.
– Могу дать вам адрес хорошего дерматолога, – предложил Спаситель. – Зуд – штука неприятная, особенно ночью.
Чем дальше, тем больше он огорчался, но виду не подавал и беззаботным тоном спросил Амбру, что она делает, когда не в школе.
– Уроки.
– Что?
– Говори громче!
– Делаю уроки.
– Это занимает у нее много времени, – сказала мадам Гонсалес. – В прошлый раз все выходные просидела над заданием по технологии. Зато получила семнадцать баллов. Лучшую оценку в классе.
– Восемнадцать, – поправила Амбра все так же угрюмо.
– А это не самый любимый ее предмет! – восторженно сказал месье Гонсалес.
Спаситель сделал еще одну попытку разговорить Амбру:
– Хорошо, что ты хочешь порадовать родителей. Но посмотри: взрослые по выходным не работают, у них есть свободное время. Они занимаются спортом, смотрят телевизор, ходят по магазинам или в кафе…
– Не люблю, – буркнула девочка.
– А есть что-нибудь, что ты любишь делать, кроме уроков, конечно?
– Фенечки.
– Да? – Спаситель удивился. – Такие, как у тебя на руке?
У него мелькнула догадка. Материал или краска плетеных нитяных браслетов могли вызывать аллергию. Но вслух ничего не сказал – раз это единственное, что интересовало Амбру в жизни.
– А макраме, бусы из бисера, вязанье, вышивка?..
– Не люблю.
– У нее очень определенные вкусы, – довольно сказал отец.
– То же самое и с едой, – прибавила мать. – Только куриные грудки и пюре «Вико».
– Ванильное мороженое, – пробормотала девочка.
– Да, и ванильное мороженое! – хором подхватили родители.
– А клубничное? – спросил Спаситель.
– Клубничное – нет.
– А шоколадное?
– Тоже нет.
– Так-так-так.
Возможно, через десять лет психоанализа Амбра согласится попробовать и фисташковое мороженое. Но явно не теперь. Сорок пять минут подошли к концу, а Спаситель не нашел никакой зацепки, чтобы установить терапевтический контакт с Амброй Гонсалес. «Грош мне цена», – думал он, записывая на своем бланке адрес дерматолога. Ни отец, ни мать Амбры не заикнулись о новой консультации.