«Пережитки прошлого, – подумал он. – Придется от многого отвыкать теперь. От прежней жизни осталось много лишнего – вот эти вот муки совести, например. И если вовремя не избавиться от них, то в новой жизни места не найти, теперь другие правила. Придется или приспособиться, или погибнуть».
Мотор завелся, и Михаил осторожно поехал вперед, к Бережковской набережной – дорога шла под уклон и пришлось включить фары, чтобы в темноте не врезаться в какой-нибудь еще автомобиль. Объезжая застывшие машины, Михаил думал – интересно, видит ли его сейчас кто из добытчиков с других станций, а может, с той же Киевской, и если видит, то что думает? Не исключено, что после этой ночи по метро начнут ходить рассказы о призрачном автомобиле с мертвым водителем за рулем. Эти мысли так отвлекли его, что уже подъезжая к Киевской, он все же врезался в огромный черный джип. Отделался лишь легким испугом и шишкой, а вот обе машины были помяты. Он хихикнул, представив себе, что сделал бы с ним хозяин джипа в прежней жизни. И не без сожаления вылез из покореженной «Ауди». Свою службу она сослужила – доставила его почти к цели. И он на прощание ласково похлопал ее по капоту. Следовало еще завернуть куда-нибудь в поисках еды. Михаил явился на станцию уже на рассвете.
– Чего так долго, – поинтересовался начальник, с удовольствием рассматривая добычу. Он попросил Михаила рассортировать лекарства – часть следовало отдать в лазарет, а более редкие оставить для обмена с соседними станциями.
– С дверью в квартиру провозился, никак не открывалась, – посетовал Михаил. – Одному-то тяжело.
Но с этого времени настроение у него стало чуть лучше, и казалось, его бодрость загадочным образом передалась и Ланке, хотя он и ей ничего не рассказал. Просто намекнул, что может, они со временем переберутся куда-нибудь с Киевской.
– Господи, что же я натворила? – однажды сказала она. – Ты так обо мне заботишься. Я же всегда в глубине души знала – лучше, чем с тобой, мне ни с кем не будет. Мы могли бы быть вместе, а теперь…
– А что – теперь? – спросил он.
– Я все испортила. У меня будет ребенок, и ты…
– Ну и что – ребенок? Значит, у нас будет ребенок.
Про себя же он подумал – в таких условиях чудом будет, если ребенок родится живым.
– А кто он, Лана? Кто отец? – спросил он, надеясь, что хоть теперь она скажет. Но Ланка сразу опять замкнулась. И все же она как-то больше стала интересоваться окружающим, однажды даже соизволила подежурить по кухне, чем немало удивила Аллу.
Михаил начал было надеяться, что все обойдется. Он упрашивал Ланку:
– Будь попроще, постарайся с кем-нибудь подружиться. И выкинь ты куда-нибудь свои камни, кости предков эти, а то люди косятся.
– Как ты не понимаешь. Миша, – говорила она. – Люди меня не любят, я же чувствую. А эти камешки – я беру их в руки, и словно бы они мне сил придают.
Роды у Ланки начались внезапно. Ночью Михаил проснулся оттого, что она толкала его в бок.
– Миш, больно, – выдохнула она.
– Какая боль? Схваткообразная? – спросил он, торопливо ощупывая ее живот. Почувствовал, как она напряглась, потом выдохнула. – Потерпи, так и надо. Давай до лазарета дойдем, пока ты всерьез рожать не начала.
– Миш, я не могу, – хныкала Ланка.
– Постарайся уж! – прикрикнул он. Про себя он молился, чтобы все прошло без осложнений. Поддерживая ее, помог добраться до подсобки, в которой был оборудован лазарет, устроил на железной кровати, покрытой матрасом в пятнах и застиранной серой простыней, и разбудил спавшую медсестру.
– Чего ж ты – другого времени выбрать не могла? – недовольно ворчала та. Ланка стонала, пытаясь лечь поудобнее. Михаил сидел рядом и думал, как быть, если что-то пойдет не так. С тоской вспоминал прежние времена, когда были и больницы, и инструменты, и лекарства. Тех, что сейчас находились в его распоряжении, явно не хватало. Ладно хоть обезболивающего пока было достаточно, об этом он позаботился во время вылазок на поверхность. И когда Ланка начала особенно громко стонать, сделал ей укол. Впрочем, кажется, укол не особо помог.
– Тужься! Дыши, – недовольно прикрикивала на роженицу пожилая медсестра, которой хотелось спать.
И наконец, младенец появился на свет – красный, сморщенный. Медсестра приподняла его за ногу, шлепнула по попе, и лазарет огласил рев.
– Мальчик, – одобрительно сказала медсестра. – Ой, а что это у него?
Михаил пригляделся. Сзади у ребенка отчетливо был виден небольшой хвостик.
Очень скоро о том, что сестра лекаря – а может, и жена – родила ребенка с хвостом, стало известно всем. По станции летели пересуды, и не последнюю роль в них играла Алла, которая уверяла – она давно знала, что этим кончится.
– Таким не место среди нас. Навлекут беду. Мало нам было горя? Катастрофа – наказание людям за грехи. А эти ничего не боятся. Продолжают грешить. Из-за них мы все пропадем, всех погубит гнев божий.
– Катастрофа – наказание людям за глупость, – фыркнула бывшая библиотекарша. Она и здесь занималась любимым делом – сталкеры приносили ей с поверхности книги, и она старалась приохотить отчаявшихся людей к чтению. Начальник станции это поощрял – поднять боевой дух, на его взгляд, было не менее важно, чем обеспечить народ продуктами. Но теперь боевой дух явно был подорван. На станции грозил воцариться бардак, и вновь из-за этой парочки. Начальник вызвал Михаила. Тот едва решился оставить Ланку с ребенком – они спали, возле них была медсестра, но слушая доносившиеся со станции гневные крики, она явно нервничала. Михаил решил попросить у начальника на всякий случай охрану для роженицы.
– Что там у вас еще? – недовольно спросил начальник. – Мне тут только чертей хвостатых еще не хватало. Чего вам по-человечески не живется?
– Это все радиация, – попытался объяснить Михаил. – Вода здесь плохая, не уберечься. А может, рудиментарный признак. Такие дети и раньше рождались, просто редко.
– Радиация, говоришь? А почему же Машка Кольчугина здоровую девку родила?
Машка тоже попала в метро беременной, Михаил вообще удивлялся, как она сохранила ребенка.
– Значит, на нее не так подействовало. Это непредсказуемо. Вон, у Полины вообще мертвый родился, недоношенный.
– Да, – вздохнул начальник, – может, оно и к лучшему.
Полину, девушку лет двадцати, изнасиловали двое парней еще в первые дни под землей, когда все словно с ума посходили. Начальник, железной рукой наводя дисциплину, приговорил насильников к смерти. Один ухитрился сбежать, но что касалось другого, начальник самолично привел приговор в исполнение. А потом у Полины случился выкидыш. Она отнеслась к этому равнодушно – кажется, после совершенного над ней насилия она словно оцепенела.
– Ладно, – сказал начальник, – ты мне зубы не заговаривай. Что мне теперь с вами такими делать?
– А можно пока часовых поставить к лазарету? – спросил Михаил.