Горлов тупик - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 56

– Надо с ним дружить, – строго заметила Оксана Васильевна. – ИОН – это очень перспективно. Вике бы туда в аспирантуру, зацепиться, преподавать… Уралец, гаденыш, прятал такого полезного человека. Интересно, он женат? Дети есть?

– Понятия не имею.

Оксана Васильевна зевнула, устроилась поудобней у него на плече, сонно забормотала:

– Да, Горлов… Жуткое место, Бутырка совсем рядом, аура тяжелая, мрачная, толстенные стены, колючка, башня эта Пугачевская торчит. Я там бывать не любила, а ты в первые наши годы вообще не вылезал оттуда, дневал и ночевал, на машинке печатал, у этой, как ее?

– У Голубевой Елены Петровны.

– Хромая, тощая, на Бабу-ягу похожа. К ней потом вроде внучка приехала?

– Шура. – Вячеслав Олегович вздохнул, помолчал и продолжил чуть громче: – Елена Петровна была хорошим человеком, земля ей пухом… Порядочная, образованная, интеллигентная. Первые мои статьи и часть кандидатской я печатал в ее комнате, на ее машинке. Древний такой чугунный «Ундервуд».

– В пятьдесят третьем у тебя появилась собственная «Эрика», – она потерлась щекой об его плечо, – мой папа достал по случаю, подарил тебе на день рождения, помнишь?

– Еще бы! Век буду благодарен Василию Игоревичу. Слушай, Ксанчик, у нас сегодня ночь воспоминаний? Мало тебе было полного дома гостей? Не наболталась? Завтра встанешь разбитая, с головной болью. Все, спи.

Она и так уже спала. Его всегда поражало это ее свойство – выключаться мгновенно, на полуслове. Он лежал, смотрел в потолок, слушал ее мирное уютное сопение и думал: «А ведь я узнал его раньше, чем он представился и напомнил о Горловом тупике. На самом деле я узнал его почти сразу, но надеялся: вдруг все-таки не он, просто похож. Вот уж кого точно не ожидал увидеть у себя на даче среди гостей. Зачем Федор притащил его? Почему именно сейчас? Наверняка знал о Горловом, но промолчал, не представил как бывшего соседа. Странно…»

Вячеслав Олегович осторожно переложил голову жены со своего плеча на подушку, выскользнул из спальни, спустился вниз, надел тулуп, валенки и отправился бродить по поселку. Ночь была тихая, звездная. Он шагал по узкой тропинке между сугробами, дышал морозным воздухом, слушал скрип снега под ногами, пытался успокоиться и договориться с самим собой.

* * *

– Приехали, товарищ полковник!

Юра не сразу сообразил, где находится: в Утукку, в самолете, в кабинете Андропова или в своем далеком прошлом, рядом с умирающим отцом. Долго тер глаза, наконец разглядел сугроб под фонарем, деревянную горку в глубине двора, знакомый козырек подъезда в снежной шапке.

Дверь квартиры на десятом этаже была открыта. Мама стояла в проеме. Даже в домашнем застиранном платье и теплых тапочках она выглядела элегантно. Он обнял ее, уткнулся носом в белоснежные, подстриженные аккуратным каре волосы. От мамы пахло антоновкой, теплым молоком и ванилью. Этот ее природный запах Юра помнил столько же, сколько самого себя. Что бы ни происходило, мамин запах означал, что ты дома и все будет хорошо.

Она спросила:

– Надолго?

– Ничего не знаю, завтра точно не улечу, – пообещал он.

– А в субботу?

Он пожал плечами и еще раз поцеловал ее в щеку.

При ярком свете бра в тесной прихожей она вгляделась в его лицо и воскликнула шепотом:

– О, боже! Сию минуту в душ и спать!

Он собирался выпить чаю, поболтать хоть немного, узнать, как дела у нее, у Глеба, у Веры, здорова ли тетя Наташа, но после душа сразу уснул, только успел предупредить, чтобы достала из чемодана его костюм, повесила на плечики и поставила будильник на половину шестого.

Нигде ему так сладко не спалось, как на этом древнем скрипучем диване. Он спал на нем в детстве, на Самотеке. Двухэтажный деревянный дом во 2-м Самотечном переулке, где он вырос, снесли семь лет назад, мама получила двухкомнатную «распашонку» на десятом этаже пятнадцатиэтажной новостройки в Сокольниках. Она трудно расставалась с привычными вещами, в новую квартиру, кроме дивана, переехали три венских стула, шаткая этажерка, колченогий журнальный столик, такой низкий, что когда приходили гости, его использовали как табуретку. Окно и балконную дверь закрывали старые чернильно-синие шторы из плотной хлопковой диагонали.

Вася однажды познакомился с портным-частником и подбивал Юру сшить из каждого полотнища по штанам на брата. Портной обитал на Малюшинке, за Центральным рынком.

Шел 1947 год. Жрать было нечего, донашивали латаные обноски. Азартный легкомысленный Вася твердил: «Штаны, главное, штаны! Кузя своим в долг шьет, потом что-нибудь придумаем!» Юра тоже вначале загорелся, но, увидев Кузю, сразу остыл. Судя по роже, этот портной если когда-нибудь держал в руках ножницы, то лишь в качестве холодного оружия. Надо совсем спятить, чтобы угодить к такому в должники. А скорее всего, он просто возьмет оба полотнища, и поминай как звали.

Юра отказался рисковать. Вася щупал шторы и вздыхал. Через десять лет, во время Фестиваля молодежи и студентов, они увидели, как выглядят штаны их несбывшейся мечты, и узнали волшебное слово «джинсы».

В шестьдесят первом Юра привел Веру к маме, знакомиться, и когда провожал ее домой, услышал: «Между прочим, у вас на окне настоящие джинсы висят, сразу две пары. У меня портниха знакомая, сама клепки лепит, фирменные лейблы пристрачивает и берет недорого».

Недавно Глеб навестил бабушку вместе с подружкой-одноклассницей. «Ого! Какая тканька клевая, настоящий деним индиго! – восхитилась девочка. – Тут на двое штанов, а если с умом раскроить, еще и на мини-юбку хватит».

Вася так и остался ближайшим Юриным другом. Приятелей было много, а друг один – Василий Евгеньевич Перемышлев. Он закончил юрфак, служил в Следственном управлении КГБ. Взрослый, тертый, с брюшком и лысиной, износивший в нерабочее время по меньшей мере дюжину вполне приличных джинсов, Вася до сих пор не мог успокоиться, как видел шторы, начинал вздыхать: «Эх, зря мы тогда струсили. Нам, голодранцам, такие штаны повысили бы самооценку до небес».

Прошлой весной, когда собрались в этой квартире на мамин день рождения, Вася, слегка поддатый, печальный, увел Юру на балкон, курить. Стали вспоминать разных ярких персонажей из послевоенного детства, в том числе и Кузю с Малюшинки.

– Конечно, ничего бы нам Кузя не сшил, забрал бы шторы, и наша самооценка обвалилась бы на фиг, на самое дно мироздания, – задумчиво произнес Вася. – А не смирились бы, набрались окаянства, стали бы пищать, права качать, и нас с тобой, двух мальчиков-отличников, малюшинская шпана поставила бы на перо, легко, играючи.

– Ты только сейчас, через тридцать лет это понял? – Юра усмехнулся. – Хочешь сказать, я был прав?

– Нет, – Вася решительно помотал головой, – просто нам повезло, что они висели у тебя, а не у меня. Я бы точно не удержался.

Шторы висели до сих пор. В детстве они напоминали Юре ночное небо, белесые блики на складках были бледными созвездиями и Млечным Путем. Если полотнища покачивал ветер, они превращались в медленные, тяжелые океанские волны. Во сне Юра летал между небом и океаном, до сих пор летал, правда, очень редко, только если спал на этом диване.