Горлов тупик - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 54

– Знаю, – кивнул Влад, – дальше!

– Ну, че? Дальше, ясно, не сдержался я!

– И часто ты не сдерживался? Ты о чем вообще думал? Забыл, что на конспиративных квартирах прослушки стоят?

Балбес надулся, запыхтел, пробубнил сердитым баском:

– Влад, ну, хватит, мне и так хреново!

Белесые брови вздыбились, нижняя губа выпятилась и задрожала. Влад понял, что перегнул палку. Друг ждал сочувствия, а не насмешек и упреков.

– Федь, я просто пытаюсь разобраться, насколько все серьезно, поэтому спрашиваю, – мягко объяснил он, – какая на ней была юбка-блузка, к делу не относится. Передо мной оправдываться не надо. Лучше скажи, кто она, где работает, с каким контингентом…

Федька резко остановился, вытаращил глаза, взвизгнул:

– Ты оху…л?!

Оперативник не имел права раскрывать своих агентов никому. Судя по такой бурной реакции, этот пункт служебной инструкции балбес усвоил накрепко, стараниями Дяди, конечно. А вот о том, что спать с агентами не стоит, Дядя сказать забыл.

– Ладно, – Влад кивнул, – не хочешь, не надо.

– Что значит – не хочу? Не имею права, это же должностное преступление!

Влад ничего не ответил, только пожал плечами. Несколько минут шли молча. Балбес пыхтел, кряхтел, наконец не выдержал:

– Я по-хорошему намекнул ей, мол, давай договоримся, ты эту свою бабскую проблему решаешь, я тебе ущерб моральный-материальный возмещаю, и спокойно работаем дальше.

– То есть денег предложил?

– Ну да! Как иначе-то? Ведь не отвяжется! Главное дело, вначале согласилась, а потом вдруг заартачилась, поперла на меня с шантажом-угрозами.

– Может, мало предложил?

Федька так сильно замотал головой, что слетела шапка. Он присел, поднял ее и снизу вверх взглянул на Влада:

– Я сумму вообще не называл, сказал: дам, сколько нужно. Она вроде согласилась, притихла. Ладно, говорит, подумаю. А потом… – Он сморщился, принялся счищать со своей шапки грязь, но руки так дрожали, что он опять ее выронил.

Влад поднял, отряхнул, нахлобучил балбесу на голову, легонько похлопал его по плечу.

– Эй, кончай киснуть! Первым делом надо выяснить, написала или еще нет.

Федька замер. На мокром от слез лице читалась напряженная работа мысли. Он выпучил глаза и прошептал:

– Как?

– Поговори с ней. Денег больше не предлагай. Изобрази чувства. Попроси прощения, скажи, что любишь, успокой, расслабь, ну, не мне тебя учить, ты же умеешь.

– Пробовал. – Федька махнул рукой. – Люблю, мол, с моей стороны все серьезно, просто с ребенком спешить не стоит, надо сначала привыкнуть нам друг к дружке, а потом уж, когда поймем, что подходим характерами, тогда будем решать насчет детей.

– Странно, – Влад нахмурился, – что же она вдруг так на тебя взъелась?

– Это они на нее повлияли, – прошептал Федька, – сама она вряд ли решилась бы.

– Кто – они?

– Ну, кто? Докторишки! Жиды-заговорщики! – Он скорчил рожу и пропищал противным бабьим голосом: – Доктор сказал – есть риск, что я больше забеременеть никогда не смогу…

– Погоди, – перебил Влад, – у нас аборты вообще-то запрещены, это уголовная статья!

– Ой, ладно, брось, она сама медсестра, в больнице работает. На лапу дать, не жадничать, – сделают тихо, аккуратно, и все шито-крыто.

– Так, может, они там догадываются, что она агент? – Влад остановился, полез в карман за папиросами. – Да, вляпался ты крепко. Ума не приложу, как тебе помочь!

Федька взял папиросу из его пачки, прикуривая, поднял опухшие красные глаза, жалобно пробормотал:

– Влад, ну придумай что-нибудь, ты же умный!

* * *

Гости разъехались, Клавдия и прапорщик домывали последние тарелки. Вячеслав Олегович надел пижаму, почистил зубы, залез под одеяло, взял свежий номер толстого литературного журнала. В голове кружилась карусель пережитого дня. От этого навязчивого кружения слегка подташнивало.

Оксана Васильевна в теплой ночной рубахе сидела перед трельяжем и расчесывала короткие светлые волосы массажной щеткой.

– С этим надо что-то делать, – произнесла она, как бы размышляя вслух, но достаточно громко, чтобы муж услышал и отвлекся от чтения.

– С чем именно? – Вячеслав Олегович поправил очки и перевернул страницу.

– Вика ведет себя отвратительно, нарочно подставила меня, опозорила перед Галиной и Зоей!

«Значит, кумушки все-таки проболтались. – Галанов печально вздохнул. – Конечно, она взбесилась. Но и Вика хороша со своими шуточками».

– Что ты молчишь и вздыхаешь? – Жена отложила щетку и открыла банку с кремом.

– Отвратительно подставила, опозорила… – пробормотал он, не отрываясь от журнала. – И ты еще будешь говорить, что я перебарщиваю с эпитетами.

– При чем здесь эпитеты? Не придирайся к словам!

– Ну, извини, я как-никак писатель, – он хмыкнул, – слова для меня значат много.

Она выдвинула вперед нижнюю челюсть и принялась похлопывать между подбородком и шеей. Он покосился на ее отражение и понял, что следующие несколько минут пройдут в тишине. Он знал наизусть этот ежевечерний ритуал. Вот сейчас кончики пальцев пройдутся мелкой дробью по скулам и вокруг прикрытых глаз. Потом она приблизит лицо к зеркалу, подвигает губами, бровями, выдернет пинцетом несколько лишних волосков, откинется на спинку стула, вздохнет, размажет по рукам остатки крема и лишь после этого продолжит разговор.

Он поймал себя на том, что в третий раз читает один абзац. Карусель замедлила ход, стала застревать на отдельных эпизодах. Поросячий визг. Запах валерьянки. Чужой голос за стенкой, чужой язык, испуганный шепот Глеба: «Это арабский!»

В тот момент Вячеслав Олегович пережил целую бурю чувств: возмущение, унижение, бессилие. Чужой человек заперся в его кабинете, болтал по телефону, как у себя дома, да еще по-арабски. Потом, когда Любый извинился, все объяснил, полегчало. А когда принялся нахваливать его книги и попросил автограф, стало совсем хорошо.

«Как же я истосковался по читательскому вниманию, по доброму слову! – подумал Вячеслав Олегович. – Была в его речах приторность, чрезмерность, да просто грубая лесть, а я развесил уши, растекся киселем».

– Слава, почему ты ведешь себя так, будто ничего не произошло? – Оксана Васильевна размазала крем по рукам и промокнула лицо салфеткой.

– Что произошло и как я должен себя вести? – спросил он с иронической серьезностью, словно разговаривал с ребенком.