— Адрианну… разыскивают за ужасные преступления, ваше преосвященство. Виддершинс — просто воровка. Хоть для вас и кража плохая.
— Я не буду судить тебя. И пока мы одни, можешь звать меня Уильям. «Ваше преосвященство» уже приелось. «Простите, Ваше преосвященство», «Как скажете, ваше преосвященство». «Эй, ваше преосвященство, можете передать горчицу?».
Виддершинс рассмеялась. Звук был чистым и звонким, смыл часть тревог последних недель. Де Лорен мягко улыбнулся.
Когда ее смех затих, он заговорил снова:
— Не познакомишь меня со своим другом? — тихо спросил он.
Мышцы Виддершинс напряглись.
— Простите?
— Милая, я — архиепископ Высшей церкви, и я знаю помощь богов, обычный человек посчитал бы ее магией. Немного удачи, немного прозрения. Это не результат магии, но и не счастливый случай. Порой боги помогают мне без моего ведома. Маленькие совпадения — как, например, воровка, спасшая мне жизнь от смелого убийцы. И я знаю божественное присутствие, милая. За твоим плечом божество.
— Его… его зовут Ольгун, — Виддершинс не знала, сколько еще потрясений переживет.
— Ольгун. Он не в соглашении, иначе я бы о нем слышал.
— Вы… — она сглотнула. — Вам придется доложить на него?
Де Лорен улыбнулся.
— Поклонение языческому богу не приветствуется Священным соглашением, но не запрещено. Пока он не работает против соглашения, я не вижу повода церкви и богам считать его врагом.
Она кивнула.
— Я подобрала его… когда перестала быть Адрианной.
— Хочешь поговорить об этом, дитя?
Не зная, почему, впервые с тех пор, как поведала жуткую историю Женевьеве, она заговорила:
— Это было около шести лет назад, — начала она, голос утих, доносился из-за моря воспоминаний с далекого, но не забытого берега. — Я была карманной воровкой на улицах. Как-то раз я наблюдала за магазинами на рынке…
* * *
Клод прошел во входную дверь как можно лучше, в руках была гора посылок, он хмуро посмотрел на слуг, долго впускавших его.
— Найдите место для этого, — потребовал он, передавая посылки испуганному швейцару, предлагая выражением своего лица место, где их спрятать. Едва дождавшись, чтобы мужчина схватил груз, он повернулся и пошел по лестнице, перешагивая по две сразу.
Он нахмурился сильнее у кабинета господина. У старика точно снова найдутся дела, на которые у Клода не было времени. Но он не мог ослушаться, и он не хотел, чтобы у архиепископа что-то пошло не так…
Но Александра не было за книгами, и он не кричал на слуг. Он сидел за столом и задумчиво смотрел в пространство со странной улыбкой в уголках губ.
— Сэр? — спросил Клод, тихо закрывая за собой дверь. — Что такое?
— Ничего, Клод, — Александр повернулся к нему с улыбкой. Думаю… нам нужно сохранить этот секрет, хотя бы пока что. Пока мы все не исправим.
— Конечно, сэр. Но какой секрет?
— Она жива, Клод. Жива и, может… вернется ко мне.
Глаза слуги расширились на миг, а потом он прищурился.
— Сэр, возможно, вам стоит все мне рассказать.
Он стоял и слушал, сцепив руки за спиной, чтобы Александр не видел его кулаки.
* * *
Свеча сильно дымила, плавал фитилек в пруде воска, когда девушка закончила рассказ. Она почти ничего не утаила — кроме службы Александра Ольгуну, ведь это была не ее тайна. Ее горло болело, и она была удивлена, хоть и слабо, обнаружив, что ее щеки снова мокрые.
Уильям де Лорен отклонился в кресле. Он прижимал ладони к коленям, чтобы не нарушить границы приемлемого, ведь он хотел утешить бедняжку, что так много страдала, столько трудностей и ужасов пережила.
— Ты благословлена, — сказал он хриплым от эмоций голосом.
Она невольно рассмеялась с горечью.
— Тогда вы везучий, Уильям, — она произнесла имя с нажимом, словно напоминала, что он разрешил так называть его.
— Ты меня не поняла, Адрианна. Да. Адрианна, ведь ты не перестала ею быть хоть и взяла имя Виддершинс, — он стукнул кулаком по столу. — Этот стол мулом не станет, даже если я его так назову. Но я говорю, что у тебя есть сила, что помогла тебе пережить это. Это благословение. И меня поражает, что Ольгун — я не пытаюсь оскорбить твоего бога — до сих пор не убил тебя.
— Что? — Виддершинс дважды моргнула, ее возмущение подпитывало, но и не совпадало с недовольством ее божества. Воздух вокруг нее покалывал.
— Ольгун спас меня больше раз, чем я могу сосчитать! Он вытащил меня из ужасных мест, и это он пытается воззвать к моему разуму! Как вы можете так говорить?!
— Ты снова не так поняла, — архиепископ склонился к ней, уперся локтями в стол. — Адрианна, Ольгун не рассказывал тебе всю важность того, что ты сделала для него два года назад, да?
Ее желудок сжался, на миг ей жутко захотелось бежать.
— О чем вы?
— Ты спасла жизнь Ольгуну.
В этот раз смех умер, не достигнув ее горла. Это звучало глупо — спасти жизнь божества! — но ощущалось это правильно.
— Адрианна, у Высшей церкви есть много теорий. Сидеть и обсуждать непознаваемое такие старики, как я, любят, это стало частью наших обязанностей. И мы часто обсуждаем природу самих богов. Почему, как думаешь, боги хотят нашего поклонения? — спросил он у нее. — Что бы они делали без нас?
— Ольгун? — робко спросила Виддершинс. Ответом была лишь смущенная тишина.
— Многие боги дошли до нас из племен и общин, что были еще до основания Галиции. Божество может быть покровителем целого города, но в другом месте быть в одной гильдии. Они старее современного общества, но редкие из них — из тех, кого мы признаем — требуют того, что сейчас посчитали бы аморальным. Некоторые в церкви верят, что наша вера меняет богов — не так сильно, как они влияют на нас, конечно, у него есть черты, в которые верят его послушники. Он испытывает те эмоции, которые, как мы думаем, должен. И без нашей веры, без почтения смертных он перестанет существовать. Он… умрет.
— Нет.
— Ты — последняя живая послушница Ольгуна, Адрианна. Если ты погибнешь, он пропадет.
— Но не только я в него верю! — возразила Виддершинс, чуть не вскочив со стула, но запутавшись в платье. — Вы теперь в него верите!
— Верю, но не поклоняюсь ему. Им от нас нужно это. Поклонение, а не просто признание.
Виддершинс хотела кричать, биться, рыдать, отрицать, но не могла понять, почему. Из-за такой огромной ответственности? Она столько раз могла погибнуть из-за своих глупых действий! И она должна быть в ответе и за жизнь «бессмертного»?
— Из-за меня он жив, — сказала она, просияв, увидев ясно свой путь после слов архиепископа. — Тогда он всеми силами будет защищать меня! К чему тогда слова, что он меня мог убить?