Замок в Гранаде - читать онлайн книгу. Автор: Милена Райс cтр.№ 8

— Моя мать? О нет, Моника! Дон Рикардо хочет жениться… на мне! На мне! — разрыдалась она.

Моника потрясенно смотрела на Марию. Потом медленно поднялась, подошла к девушке и обняла ее. Постепенно та успокоилась. Она сделала глубокий вдох, тряхнула головой и выпрямилась. Но нервную дрожь во всем теле унять не могла.

— Все уже решено… и… и моя мать согласна! Потому что… потому что он богат, Моника!

— Но ты же его не любишь?

— Я его ненавижу. Маме было очень трудно после смерти отца. — Мария говорила тихо, иногда замолкая и погружаясь в невеселые мысли. — Мы были на грани нищеты и чуть не лишились дома. Мы не знали, что делать. А потом появился дон Рикардо… и помог нам.

— Но ему же…

— Шестьдесят два.

— А тебе?

— Двадцать.

— Господи… Мария!

— Дон Рикардо не так уж плох, Моника. Он внимательный, обходительный, и у него большие планы на будущее. Ему принадлежат цитрусовые плантации, и он уже три года как вдовец. Как ты видела, он еще довольно бодр, и ему необходима женщина — жена.

— И он выбрал тебя?

— И тверд в своем решении. — Глаза ее наполнились болью от чувства собственной беспомощности. — Сначала я думала, что он приходит к нам из-за мамы… Но он попросил у мамы… моей руки.

— И ты согласилась?

— Нет. И мама сказала, что поддерживает мое решение. Но в жизни все не так просто. Мы живем в нищете, а если я выйду за дона Рикардо, он будет нас содержать. Так он говорит. И… и он неплохой человек, правда.

Внезапно до Моники дошло.

— Есть другой мужчина, да, Мария? — тихо спросила она. — Ты любишь другого?

В комнате повисла тяжелая тишина, только из сада доносилось пение ночных птиц. Мария сидела неподвижно, и лишь отблеск тусклого освещения играл на ее красивых длинных волосах, струившихся по плечам, словно застывший водопад. Вдруг она словно бы очнулась.

— Да, — ответила она.

— О, Мария! Почему же ты не объяснишь все матери?

— Мама знает.

— Но ты же его любишь!

— Федерико беден, — тихо ответила Мария. — Он не годится в мужья, так она говорит.

— Но она же не может заставить тебя выйти за дона Рикардо, Мария! — не успокаивалась Моника. — Грешно идти к алтарю против своей воли. Средневековье какое-то… Не романтичное, как из книжки, а самое что ни на есть варварское.

— Конечно. Но что же делать? Мама всегда хорошо обо мне заботилась. Она всю жизнь положила на мое воспитание. И я должна отблагодарить ее…

В то утро Моника сидела в кабинете Джеффа. Слева от печатной машинки лежала большая кипа исписанных листов, а справа — упаковка чистой бумаги. Она уже научилась без труда разбирать его почерк. Угловатый, торопливый, он свидетельствовал о том вдохновении, с которым Джеффу не терпелось выплеснуть на бумаге свои мысли, поделиться с читателем историей о любви великих мира сего и простых людей. Моника уже понимала все особенности его манеры письма: вот летящие буквы, здесь повествование стремится вперед, действие разворачивается динамично и захватывает автора целиком, а вот буквы меняют наклон, становятся будто тверже и статичнее — тут он задумался, в воображении его явственно, зримо рисуются сцены из давно прошедшей жизни. А вот буквы будто круглятся, затейливые и напоминающие древние письмена, — это легендарная сцена объяснения в любви короля и королевы… Она привыкла не только к его почерку, но теперь легко смогла бы узнать его стиль, то, как он описывает места, людей и вещи. Эта работа доставляла Монике огромную радость. И не только потому, что она приносила кому-то пользу…

Иногда, когда Джефф вечером отвозил ее обратно в деревню, она жалела, что день прошел так быстро.

Постепенно книга обретала форму и содержание. Моника с нетерпением ожидала конца романа и не сомневалась, что его ждет огромный успех.

В главе, которую она сегодня печатала, сюжет сделал лихой поворот, и она не могла даже представить, как Джефф завершит изложение интригующих событий.

Она печатала страницу за страницей, пока не дошла до сцены, которая ее озадачила. Моника дважды перечитала текст, отложила рукопись и задумчиво посмотрела в окно. Потом взяла ручку, исправила несколько неуместных и неудачных, как ей казалось, слов, нарушающих общую гармонию словесной вязи, прочла вслух текст с исправлениями и осталась довольна.

Впервые она что-то изменила в его тексте, в уверенности, что это необходимо. Это был риск — не всякий автор с радостью относится к правке своего текста чужой рукой, иные же и вовсе считают редактора злейшим врагом… Но ведь Джефф не может не увидеть ее правоты…

Моника взглянула на часы: до обеда пока есть время, она успеет набрать еще пару страниц.

Мисс Стивенсон особенно любила обеденные перерывы. Они с Джеффом усаживались на террасе, ели оливки, спелые помидоры, хлеб — и разговаривали.

Они шутили и говорили обо всем на свете. Эти беседы были настоящей отрадой и все теснее сближали их. Благодаря такому свободному и непринужденному общению ее ум становился острее, а суждения — все более меткими, ей было легко, потому что с ним можно было говорить о чем угодно.

Моника была счастлива, что и Джеффу нравилось разговаривать с ней. Сначала они избегали личных тем, предпочитая обсуждать роман. Тут Джефф принимался импровизировать, описывая благодарной собеседнице характеры и поступки своих героев. Он чувствовал: Моника действительно понимает, что он хотел выразить теми или иными словами, поэтому уважал ее мнение и прислушивался к нему. Теперь он видел в ней не просто наемную работницу, молодую женщину, пусть и приятной наружности, печатавшую его рукопись, а интересного, умного человека.

Для Моники открылся новый мир. Большинство мужчин из ее окружения попросту льстили ей, богатой наследнице и дочери могущественного бизнесмена, говоря фальшивые комплименты и ухаживая за ней. А дружба с Джеффом была искренней и бескорыстной. Она сложилась на фундаменте взаимного уважения и приятия, совместной работы и чистой человеческой симпатии друг к другу.

Но Джефф не говорил о себе. Моника ничего не знала о его жизни до приезда в Испанию. Чем он занимался в Англии, с какими людьми общался? Есть ли у него семья? Был ли он женат? Все эти вопросы оставались без ответа. Моника не решалась задавать их, а он, охотно развивающий темы литературные, умолкал, как только беседа слишком близко подводила их к теме его прошлого.

Ему было тридцать четыре года, он был старше Моники на двенадцать лет. Где он вырос, в какой среде? Ведь есть же у него своя история, сюжет своей жизни? Ей очень хотелось побольше о нем узнать, но Джефф ничего не рассказывал. Он был откровенен только в том, что не касалось его личной жизни. Вот об истории Испании мог говорить сколько угодно, но не о себе.