Говорит и показывает Россия - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Островский cтр.№ 48

Как бы то ни было, за два года удалось распродать 70 % государственной собственности, включая природные ресурсы. Так возник новый класс частных собственников и начался эксперимент со свободным рынком. Большинство россиян поддержало рыночные реформы и приватизацию земельных участков и малых предприятий, но отрицательно отнеслось к приватизации крупных заводов и природных ресурсов. Тем не менее большинство видело в предпринимателях позитивную силу, способную вытащить страну из экономической ямы.

В “Коммерсанте” были уверены, что его аудитория увеличилась и что ей необходима информация для управления новообретенными активами. Поэтому из еженедельной газеты он превратился в ежедневную. Если в России появится настоящий рынок, значит, ей первым делом нужна и настоящая деловая газета. “Для тех, кто не знает, что такое А2: это, чисто по размеру полосы, как Wall Street Journal, – обратился “Коммерсантъ” к своим читателям. – Для тех, кто не знает, что такое Wall Street Journal: это, чисто по размеру полосы, как «Правда». Ежедневная газета такого объема – то есть относительно нормальная ежедневная газета – в этой стране после 1917-го не выпускалась никогда: технически было возможно, но как-то не складывалось. Ну вот, мы здесь посовещались с товарищами и решили попробовать… Естественный вопрос, который возникает по этому поводу: а зачем, собственно?” ^[206].

Понятие “нормального”, как и название “Коммерсантъ-Daily”, – складывалось из двух частей: из российского дореволюционного прошлого, обозначенного твердым знаком на конце, и ее западного “ежедневного” будущего. Подразумевалось, что эту “нормальную” жизнь будет организовывать “нормальная” ежедневная газета. В упоминании “Правды” в той шутливой передовице “Коммерсанта” была своя логика. В 1930-е годы “Правда” выступала “коллективным организатором” и “коллективным пропагандистом”, как о газетах писал Ленин. Она пыталась формировать нового образцового советского работника и гражданина и снабжать его сводом незыблемых правил коллективной, подчиненной государству жизни. Семьдесят лет спустя “Коммерсантъ” взял на себя похожую роль и решил разработать свод правил для новых капиталистических порядков, при которых главную роль играла бы личность. Газета попыталась сформировать и воспитать новый тип человека, которому дала имя New Russian (эти слова так и писались по-английски):

“Коммерсантъ” превозносил частную инициативу и ценности, а самое главное – личный успех, то есть все то, что оставалось чуждым для большинства жителей страны, воспитанных на идеях патернализма и всеобщего равенства. Согласно “Коммерсанту”, почти 90 % “новых русских” считали себя людьми, которые обязаны своим успехом только самим себе и счастливому случаю. Чтобы создать зрительный образ нового русского, “Коммерсантъ” снял короткий рекламный ролик, где молодой актер Игорь Верник сыграл идеального читателя газеты. У него имелись все положенные атрибуты: темный костюм, галстук с заколкой, рубашка с запонками; не расставаясь с “Коммерсантом-Daily”, он разговаривал по большому спутниковому телефону на заднем сиденье лимузина, входил в свой офис в каком-то сталинском ДК, а под конец голос за кадром с придыханием говорил: “Ваша газета, босс”.

Образ “старого русского” в “Коммерсанте” изображал карикатурный Петрович – юмористический советский персонаж, созданный художником Андреем Бильжо. Петрович пытался как-то приспособиться к современной действительности, проявляя одновременно наивность и хитрость в духе бравого солдата Швейка. Из эталона и образца “новые русские” почти сразу превратились в героев анекдотов:

Одной из причин таких насмешек было поведение “новых русских”. Еще одна причина заключалась в том, что этот образ не вписывался в национальную традицию, где дух коммерции и предпринимательства чаще всего рассматривался не как добродетель, а как что-то отталкивающее и сомнительное. “Коммерсантъ” решил искоренить эти стереотипы.

Он завел регулярную колонку под смелой рубрикой “Что хорошего”. “Ничего плохого не случилось. И не могло случиться”, – гласил один заголовок. “Все нормально”, – уверял другой. Ксения Махненко, жена Владимира Яковлева и редактор “Коммерсанта”, писала: “Мы считаем, что все происходящее вокруг нас закономерно, а значит правильно… Если это называется «смотреть на мир сквозь розовые очки», то мы не возражаем. Почему бы и нет? Они ничем не хуже очков черных… Жизнь свободного человека отличается от жизни несвободного прежде всего тем, что все последствия своих поступков он создает сам. Сам и отвечает. Именно поэтому такая жизнь считается естественной, то есть – нормальной, то есть, собственно, счастливой” ^[208]. Предполагалось, что этот оптимизм передастся не только “новым русским”, но и “старым”. Преимущества рыночной экономики по сравнению с плановой казались столь очевидными, что было почти невозможно представить себе, что кто-то может думать иначе.

В начале 1990-х на российских телеэкранах появился новый персонаж, который сразу же завладел вниманием миллионов. Его звали Леня Голубков, и он работал трактористом. Он ходил в мешковатом костюме и не отличался ни умом, ни образованностью. И тем не менее дела у него и вправду шли хорошо. Он справил жене новые кожаные сапоги и шубу, а через несколько месяцев собирался купить машину на деньги, накопленные благодаря “МММ” – инвестиционной компании, предлагавшей 1000 % прибыли.

Во всей этой истории было только одно “но” – “МММ” была финансовой пирамидой, а Голубков – вымышленным персонажем. Это был, наверное, самый успешный телевизионный проект 1990-х, оставивший позади даже латиноамериканские сериалы. Русским Понци оказался пирамидостроитель Сергей Мавроди – математик, сделавшийся аферистом. Он придумал схему самофинансирования, выпуская акции компаний-пустышек и выплачивая дивиденды инвесторам, вложившим деньги раньше, деньгами новых вкладчиков. Цену на акции “МММ”, которая в начале 1990-х опутала своими сетями всю страну, Мавроди назначал сам. К моменту крушения пирамиды “МММ” в нее оказались втянутыми около 15 миллионов человек.