Дом учителя - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 30

Анна Аркадьевна подошла к книжному шкафу, достала сборник Андре Моруа «Фиалки по средам», стала искать по оглавлению.

– Вот, кажется, этот рассказ. «Рождение знаменитости». Прочти. Руки помой и, пожалуйста, вынеси свою картину на балкон, уж слишком она во… пахнет.

– Бездарностью? – понуро спросила Любаня.

– Ну, знаешь, если бы всякая бездарность, бесталанность и надутое позерство смердели, то нам пришлось бы жить в респираторах и лечиться от аллергической астмы. Я на кухню, ужин готовить. Прочти, обсудим.

Она все сделала и сказала правильно? С Лёни нельзя долго и глубоко снимать стружку. У него внутри кокон, пробуравишь – не залатать. Любаня совершенно иная, ее надо разрушить как в революцию – до основания, а затем. Выстроит затем новый мир. Какой мир выстроит? Вопрос.

В рассказе Моруа шла речь о безвестном художнике, который рисует букеты и натюрморты. К нему приходит приятель журналист и говорит, что ты так никогда не выберешься из нищеты. Надо ошарашить публику, удивить, придумать теорию, манифест, школу, смешав в кучу всякие ученые слова, вроде «динамизация», «экзальтация» и любая прочая…зация. Приятель тут же сочиняет теорию «идео-аналитических» портретов. Портрет полковника – галуны, конь, промышленника – фабричные трубы. Сколько времени уйдет на такой портрет? Не больше часа? Отлично! Намалюй штук двадцать, тиснем в журналах несколько статеек о новом слове в искусстве. Через некоторое время с огромным успехом прошла выставка. Журналист хлопает приятеля по плечу: здорово мы их одурачили! Художник с каменным лицом обзывает его болваном, который ничего не понимает в современной живописи.

Анна Аркадьевна жарила мясо, картошка закипала, салат готов, когда услышала возню в прихожей. Дочь. Чистая, наряженная, куртку надевает.

– Ты куда?

– На концерт.

– Не поужинав? Рассказ прочитала?

– Ага.

– Что думаешь?

– Забавно.

– И все? Что ты собираешься делать? Создавать теорию и прорываться в липовые гении? Или…

– Забить на живопись?

– Забить можно гвозди. Почему бы тебе не выразить свою мысль культурно? Например, сказать, что ты пересмотришь отношение к собственной живописи.

– «Забить» короче. Мамочка, я тебя обожаю! – Дочь чмокнула ее в щеку. – Как у такой умной мамы родилась столь глупая дочка? Природа отдыхает на детях, да?

– Нет, природа не терпит повторений и требует от каждого идти своим путем.

За кисти и краски Любаня больше не бралась, но живописью интересоваться не перестала.

Анна Аркадьевна шла с Юрой по улицам Кисловодска, сначала сельским, безтротуарным, потом городским – летом, наверное, мозаично тенистым и приятно прохладным. Но сейчас, поздней осенью, бросались в глаза выбоины в асфальте и покореженные бордюры. Анна Аркадьевна подумала, что летняя улица и осенняя – это как немолодая женщина-труженица в красивом платье и обнаженная. Не спрятать, пусть и под благожелательными докторскими взорами, крестьянского загара – лицо, шея, руки, икры ног темные, как закрашенные, не спрятать живота, обвисшего после родов, и дряблой кожи на бедрах. Вот бы нарисовать две такие картины: летняя и она же осенне-зимняя улица – и чтобы наводили на мысль о старении.

Потом они ехали в автобусе, Юра заплатил за проезд, спиной загородил свободное место, чтобы Анна Аркадьевна села. Он стоял рядом, держался за поручень, точно охранял.

– О чем вы все время думаете? – спросил Юра, когда они вышли из автобуса.

– Я думаю все время. Как и большинство людей.

– Про что вы так крепко задумывались? – поправился Юра.

– Задумываться – это протяженный процесс из прошлого. Задумывался ли ты о судьбах мира? Задумывалась ли я о том, как благостно повлияло на мое здоровье санаторное лечение? Задумывался ли ты о своем влиянии на окружающих?

– Не задумывался. Мне на них в большинстве чихать. И вы точно не про санаторные ванны думали. О чем тогда?

В его настойчивости Анне Аркадьевне послышалась детская ревность, вроде той, что бывает у ребенка, когда мама обращает внимание на другого мальчика, хвалит постороннего. Мама должна всегда видеть и слышать только своего сына! Говорить ему про него, умного и замечательного. На худой конец рассказывать то, что ему интересно.

– Какой ты еще ребенок! – усмехнулась Анна Аркадьевна.

Дорога, снова сельская, шла в мелколесье, в гору, и представляла собой асфальтированное шоссе без тротуаров, по которому время от времени проезжали автомобили, приходилось идти по обочине друг за другом. Анна Аркадьевна впереди, за ней Юра.

– Давно не маленький! – бурчал он ей в спину. – Что я вам мальчик, а вы мне девушка? Вы…

– Старуха, – подсказала Анна Аркадьевна и оглянулась. – Я могу себя так называть, а ты меня – фу, конечно, нет.

– Жалеете, что поехали со мной?

– Вот те раз!

Анна Аркадьевна смотрела на него весело и одобрительно. Вроде бы нахамил, а она улыбается, хотя должна была бы прочитать очередную нотацию про хорошие манеры.

Вот те раз! Она приписала мальчику детские рефлексии, а его чувства были вполне взрослыми и нисколько не эгоистичными.

– Если не хотите говорить, то и пожалуйста. Я с вами все время дурак дураком, как кутя под ногами верчусь.

– Уж не матерый волкодав! Нисколько не жалею, что поехала. Пока. Как можно сожалеть о том, чего не видел? Я думала про художников и кошек, – отрывисто проговорила Анна Аркадьевна, борясь с одышкой. – Любаня увлекается живописью, у нее компания, тусовка, выражаясь на вашем сленге, непризнанных гениев от современной живописи.

Анна Аркадьевна остановилась, требовался отдых, рассказала, как дочь однажды затащила ее на вернисаж этих самых гениев.

Три небольших зала, от пола до потолка увешанных картинами. Голова у Анны Аркадьевны начала болеть уже в первом зале, в третьем раскалывалась. Устойчивое выражение «голова раскалывается» довольно точно описывает внезапную мигрень. Потому что голова напоминает арбуз, в который закачивают ядовитый газ, в лучшем случае голова расколется на несколько крупных долек, но не исключено, что взорвется и разлетится на мелкие кусочки – ошметки кровавой мякоти и корки. Анна Аркадьевна, выйдя из здания, была вынуждена присесть на невысокую чугунную ограду.

– Мама, здорово, правда? – приплясывала рядом Любаня и восторженно трещала: – Ты как никто! Как я чувствуешь живопись!

– Кошмарно! – пробормотала Анна Аркадьевна, стискивая ладонями виски. – Это была массированная атака на мой мозг. Ваши ночные клубы по сравнению с этой выставкой – детсадовский утренник.

– Замечательно! – радовалась дочь, нисколько не сочувствуя маме, которая страдала от боли. – Ведь главное – воздействие, реакция, ответ.