Гретхен - читать онлайн книгу. Автор: Кристина Нестлингер cтр.№ 39

– Я думаю, что они просто разлюбили друг друга. А заметили это только тогда, когда начали ссориться.

После одной из размолвок мама взяла и переехала жить к своей подруге Мари-Луизе. Гретхен и ее младшая сестра Магда переехали вместе с мамой, а брат Гансик остался с отцом.

За хозяйством в их старом доме присматривала теперь некая госпожа Мюллер, которая приходила с утра, четыре раза в неделю, и приводила в порядок всю квартиру. При этом она страшно обижалась, если на следующий день от ее порядка ничего не оставалось. А каждую пятницу, ни свет ни заря, приезжала цветльская бабушка и целый день жарила-парила-пекла, заготавливая еду на неделю вперед, а к вечеру отправлялась обратно в Цветль.

Гретхен с мамой и Магдой, как и Мари-Луизе с ее сыном Пепи, приходилось справляться без всякой бабушки и госпожи Мюллер. Поэтому у них в квартире царил полный «кавардак» – так, по крайней мере, считала цветльская бабушка, которая всякий раз впадала в панику, если Гретхен в ее присутствии по своей стародавней привычке принималась чесать живот. Бабушка боялась, что у Гретхен завелись вши или блохи, а то еще вскочила какая-нибудь заразная сыпь.

– Потому что, если за хозяйством толком не следить, вмиг всякая дрянь заводится! – говорила бабушка.

Следить за хозяйством у Мари-Луизы действительно было некому. Сама Мари-Луиза работала весь день в социальной службе и возвращалась домой страшно усталая. Мама приходила после занятий уже совершенно без сил, поскольку учеба была для нее делом все-таки непривычным. Магда и Пепи, которым едва исполнилось по восемь лет, еще ничего не умели и в лучшем случае могли выкинуть мусор из ведра; от Гретхен тоже никакого толку не было. В этом смысле она отличалась удивительной слепотой: ни грязи, ни беспорядка просто не видела. По крайней мере до тех пор, пока что-нибудь этакое не бросится ей в глаза.

Денег у них в новом доме, который бабушка называла «общежитием», особо не водилось. Мари-Луиза зарабатывала совсем немного, а мама – вообще ничего, только получала кое-что от папы. Папа считал, что переводит ей какие-то несусветные суммы. Мама – что получает от него сущие гроши. Кто из них прав, Гретхен было трудно разобраться. Да она и не пыталась, потому что денежный вопрос ее совершенно не волновал. Она не чувствовала себя обделенной по этой части. Того, что у нее было, ей хватало и на кино, и на чашку кофе, и на пластинку, и на книжку в мягкой обложке. А поскольку Гретхен глубоко презирала шикарные наряды, косметику, навороченные прически, украшения и прочие дамские штучки и в последнее время старалась питаться весьма умеренно, то в целом она ни в чем нужды не испытывала. Гретхен была всем довольна. По-настоящему заботило и тревожило ее только одно – состояние Гансика, ее брата. Ему исполнилось тринадцать, и выглядел он как большая жирная кубышка. Он не смог «переварить», как обтекаемо выражались взрослые, произошедшие в семье изменения, вылившиеся в отъезд мамы, Магды и Гретхен. Он худо-бедно функционировал, ел без меры, поглощая горы продуктов и запивая их литрами лимонада, ходил в школу, более или менее справляясь с учебой, и по его внешнему виду нельзя было даже сказать, что он как-то особо грустит. Но Гретхен-то знала своего брата как облупленного и понимала: с ним неладно.

– Да это он просто куксится от плохого настроения! Ничего особенного, – говорила обычно Мари-Луиза, когда Гретхен делилась с ней своими тревогами. – Переходный возраст. Он чувствует, что уже не ребенок, но еще и не мужчина. Вот и терзается. Все через это проходят. Только по-разному. Одни грубить начинают, другие в минор впадают. Такова жизнь, Гретхен!

Гретхен такое объяснение не устраивало. Оно казалось ей слишком общим и поверхностным. Но кроме Мари-Луизы ей больше не с кем было обсудить эту тему. Если бы она завела разговор о Гансике с папой или бабушкой, то они наверняка сказали бы:

– Это все твоя прекрасная мамочка виновата! Вот она, цена эмансипации! Без полноценной семьи ребенок того и гляди совсем зачахнет!

С мамой о Гансике тоже невозможно было поговорить. Она и так чувствовала себя перед ним по всем статьям виноватой. Хотя Мари-Луиза тысячу раз ей говорила, что ни о какой вине тут и речи быть не может, потому что Гансик остался с отцом по своей воле, и она как мать от него не отказывалась и от себя не отталкивала. К тому же он прекрасно знает, что может в любой момент переехать к ним, сюда, чтобы жить всем вместе. Но мама все равно терзалась чувством вины.

– Я бросила его, – твердила она.

– Нет, это он отказался переезжать с тобой, – возражала Мари-Луиза.

– Я не оправдала его надежд, – вздыхала мама.

– Все родители рано или поздно разочаровывают детей, – отвечала Мари-Луиза.

– Но Гансик не может с этим смириться! – говорила мама.

– Глупости! Тебе так только кажется! – продолжала настаивать на своем Мари-Луиза. – Потому что за эти годы из тебя сделали курицу-наседку, вот ты и квохчешь над своими детьми по всякому поводу и без.

Мама была твердо убеждена в том, что Гансик остался у папы из упрямства, потому что страшно обиделся на нее. Она не могла представить себе, что Гансику без нее хорошо.

– Он всегда был очень привязан ко мне! – говорила она.

– Если бы это было так, Элизабет, – отвечала Мари-Луиза, – он приходил бы повидаться не раз в неделю, а чаще. И не торчал бы тут все время перед телевизором, пожирая тонны орехов! Если бы это было так, он переехал бы к нам! Мы ведь ему это сто раз предлагали!

– Он хочет, чтобы я была такой, как прежде! – возражала мама. – Но я-то переменилась, и он не знает, что с этим делать! – Если же такой разговор случался в один из дней, когда мама чувствовала себя особенно виноватой, она со слезами на глазах добавляла: – Для ребенка это все равно, как если бы я умерла!

Поскольку Гретхен мучительно переживала, когда у мамы случался очередной приступ самоедства, ей не хотелось подливать масла в огонь и делиться своими соображениями о психологическом состоянии Гансика. А с друзьями эту проблему тоже было не обсудить. С теми, кто не знал Гансика, разговаривать было бессмысленно. А те, кто его знал, особого сочувствия к нему не проявляли, считая его странным, противным, несносным или попросту неинтересным. Что там у него на душе – никого не беспокоило, даже Габриэлу, самую отзывчивую из всех друзей Гретхен.

– Ты только не сердись, – как-то раз сказала Габриэла, – но, если честно, твой братец скоро окончательно превратится в жирного гнусного поганца. Тут уж ничего не поделаешь. Таких типов на свете пруд пруди.

– Однако раньше он тоже был толстым, но совершенно не вредным! – отвечала на это Гретхен. – Он всегда был хорошим, добрым и очень смышленым!

– Поганцами не рождаются, ими становятся. Все когда-то были милыми и добрыми! – проговорила Габриэла, подумав. – Но в какой-то момент человек начинает раскрываться и получается таким, каким уже остается на всю жизнь!

Это вполне логичное суждение совершенно не устраивало Гретхен. Иногда она просыпалась среди ночи и больше уже не могла заснуть. Она лежала и думала о Гансике, задавалась вопросом, как ему помочь, но ответа не находила. В такие моменты ей даже казалось, что заснуть она не может просто потому, что ей не хватает мерного, баюкающего посапывания брата, к которому она так привыкла. Оно всегда ее успокаивало и расслабляло лучше, чем какая-нибудь ванна с лавандовой пеной.