Двойной Нельсон - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Шприц cтр.№ 39

В ожидании пирушки все позволили себе слегка побездельничать и расслабиться. Евграфий Петрович, шевеля губами, читал и приводил в порядок изрядно выросшую картотеку. Путиловский сидел в своем отдельном кабинете, задрав ноги на стул, и думал о жизни как о печальной форме существования бесформенных белковых тел. Такой строй мыслей возбуждал интерес к жизни, в особенности к поеданию родственных низших организмов, приготовленных опытными руками поваров.

Иван Карлович чертил на листе каракули и мечтал о собаке-сыщике. Это будет такая собака — всем собакам собака! По уму не ниже ротмистра или даже штабс-капитана. И породу он уже выбрал: только доберман!

Бывавшие в Берлине и посещавшие тамошнее полицейское управление рассказывали чудеса про немецких доберманов. Ладные, стройные, с красивой нервной мордой, они полностью заменяют неловких сыщиков и распутывают любое преступление минут за пять. По улицам Берлина бегают одни лишь доберманы, и за каждым на поводке тащится агент, еле успевающий арестовывать злоумышленников. Дело дошло до того, что эти божественные собаки определяют будущего преступника по запаху готовящегося злодеяния и кусают его, отбивая всякую охоту к совершению оного!

Вот храбрый ротмистр Берг с собакой Дульсинеей, а попросту Дусей, идет по Невскому. Слух бежит впереди них, и душегубы всех мастей в страхе покидают насиженные места преступлений: Берг со своей страшной псиной вышел на охоту! Невский пустеет, лишь впереди торопится щепетной походкой подозрительная женская фигурка. Берг отстегивает поводок, командует «Форвертс!» ^[4], и Дуся страшными прыжками мчится за добычей. Короткий женский визг — и преступница лежит на мостовой, бдительно охраняемая собакой. Берг подбегает с револьвером в руках и видит: молящими о спасении глазами на него смотрит Зизи. Уста их сливаются в поцелуе, а Дуся коротким радостным лаем приветствует нашедших друг друга...

— Иван Карлович! — Путиловский потряс Берга за плечо. — Да что это с вами? Мы готовы. Вас ждем-с!

Берг тряхнул головой, отгоняя дьявольское наваждение:

— Извините...

— Все баллистика мнится! — подковырнул Евграфий Петрович, — Баллистика из фигового листика.

У входа в зал ресторана посетителей встречал настоящий двухсаженный медведь, вставший на дыбы. Коричневые стеклянные глазки смотрели радушно и приветливо, словно говоря входящему: «Ну что, брат? Ухрюкаемся?» В лапах медведь держал поднос с рюмочками водки — на приход и на посошок. Натурально, Франка еще не подвезли. В ожидании подошли к стойке, где подавали только чарку лимонной водки за пятьдесят копеек, однако богатая закуска была бесплатной.

— Евграфий Петрович! Гость дорогой! — рассыпался перед Медянниковым улыбчивый буфетчик и призывно прокричал цыганам: — Эй! Эй! Ромалэ!

Цыгане все поняли, темные лица расцвели белоснежными улыбками, и две цветастые, грудастые цыганки павами подплыли к Медянникову.

— Хор наш поет припев любимый, вина полились рекой! — Глава ресторанного табора, перебирая струны маленькой старинной гитары, заглянул черными маслинами глаз в душу Евграфию Петровичу. — К нам приехал, к нам приехал сам Евграфий дорогой!

И хор подхватил:

— Евграфий, Евграфий! Графий, графий, графий! Графий, пей до дна! Пей до дна, пей до дна, пей до дна...

Медянников лихо опрокинул хрустальную рюмку лимонной, чем заслужил поцелуи цыганок и перепляс вокруг себя всей таборной молодежи. Затем он дрызнул хрусталем об пол и немного потоптался по осколкам, точно медведь на пасеке, отбивающийся от пчел. Таковыми телодвижениями Евграфий Петрович обозначил народный русский танец «дробушки», единственный покорявшийся ему в безбрежном море танцев.

Берг с удовольствием выпил и с не меньшим удовольствием полюбовался на танцевальный позор Медянникова. Не подозревая об истинной причине подобострастия буфетчика (лет пять назад Медянников засадил его на годик за разбой без насилия), Берг возмечтал о том, что когда-нибудь и его будут встречать цыганским хором с рюмкой на серебряном подносе. С такими мыслями он приступил к закускам.

Из холодных закусок предлагались: свежая икра, заливная утка в соусе «кумберленд», салат «оливье», тартинки с сальпиконом из языка и сыр из дичи. Любители горяченького могли выбрать котлетки из рябчика, сосиски в томатном соусе либо белые грибы в сметане. Путиловский закусил икрой, а сверху положил рябчика. Берг как истый немец накинулся на сосиски. Медянников увидел салат, мнительно спросил его название, попробовал и ошалел: такой вкусности он в своей долгой полицейской жизни еще не пробовал.

Буфетчик, посветлев лицом, обещал лично принести на стол Евграфию Петровичу парадную миску «оливье», сказав, что, ежели надо, он прикажет нарубить еще целую кастрюлю. Сегодня у него праздник души — сам Евграфий Петрович наведались! «Я так о вас скучал-с, все вспоминал уроки ваши-с...» — прошептал он на ухо Медянникову, имея в виду годичные тюремные каникулы за счет государства.

Метрдотель почтительнейше препроводил компанию к заказанному столику. Нюхом он понял, что главный в компании самый тихий, и обращался только к Путиловскому. Как из-под земли выросли два официанта и застыли молчаливыми столбами в ожидании приказов метрдотеля. Тот вручил гостям карту вин толщиной в энциклопедию Брокгауза и Ефрона, чем озадачил всех троих, к такому размаху не привыкших. А мудрого в этих делах Франка все еще не привезли.

— Ну, Мираков, харю начищу подлецу! — сладострастно пообещал Медянников.

Но тут в дверях показалась большая фигура, прищуренными глазками озиравшая зал в поисках сюрприза. То был Франк собственной персоной. И все радостно вздохнули: с приходом опытного человека проблема выбора была решена полностью. Можно было расслабиться.

— Ага! — с видом судьи, уличившего закоренелых преступников, многозначительно произнес Франк. — Попались, голубчики? По какой-такой причине? Всех уволили? Зарезали, как баранов?

— Если бы,— произнес Путиловский, троекратно целуясь с другом. — Прибавку решили обмыть.

— Тогда кого ждем?

— Вас. — Берг с трудом поднял карту вин и вручил Франку.

Тот внезапно посерьезнел:

— Кто платит? Пьеро?

Путиловский утвердительно кивнул:

— Увы мне!

Франк просиял, для начала брезгливо отодвинул в сторону энциклопедию вин:

— Это надо знать назубок! — и поманил метрдотеля.

Тог покорно, как барашек перед мясником, склонился перед Франком.

— Кузьма Илларионович, приступим. «Шато Мутон-Ротшильд» семьдесят пятого года, три бутылочки.

— Помилуйте, — горестно прошептал Кузьма Илларионович, — у нас всего пять-с осталось! Меня же убьет светлейший...

— Тогда две, — сжалился Франк, — Теперь херес. Бутылку. Естественно, сухой. Есть что-нибудь приличное? Только не лукавить!