Черный Леопард, Рыжий Волк - читать онлайн книгу. Автор: Марлон Джеймс cтр.№ 179

– Он был в этом мире. Этого достаточно. Где он?

– Где – кто?

Он схватил копье и бросил его туда, откуда, как ему казалось, исходил голос. Копье ударилось в дерево. Шары засияли ярче. Она восседала на черном троне, украшенном каури, несколько рук над троном держали копье. По бокам стояли две стражницы с мечами, рядом с ними почтительно склонились еще две с копьями. Два слоновьих бивня служили подставкой для ног, позади резные колонны высотой с деревья. Голову украшала повязка из плотной материи, обернутая несколько раз так, что походила на пламенный цветок. Переливающееся платье ниспадало от груди до ног, грудь украшала золотая пластина, как будто носившая ее была одной из королев-воительниц.

– Как же тяжко оказаться в изгнании в этом месте безо всякой жизни, – сказал он.

Она пристально глянула на него, потом рассмеялась, что взбесило его. Он вовсе не остроумничал.

– Мне помнится, ты был таким рыжим, даже в темноте. Рыжая охра, как у речной женщины, – произнесла она.

– Где твой сын?

– И как ловок ты был с топориком. А еще Леопард, что странствовал с тобой.

– Где твой малец?

– Бунши, это она говорила: «Они найдут твоего мальчика, особенно тот, кого зовут Следопытом. Утверждают, что у него нюх есть».

– Утверждают, что и у тебя коу имеется. Где твой паскудный мальчишка?

– Что тебе до моего мальчишки?

– У меня дело к твоему сыну.

– У моего сына нет никаких дел с людьми, кого я не знаю.

Он почуял, как крадется тот в темноте, стараясь двигаться в тени, двигаться тихонько. Подходит справа. Тот мужчина даже не повернулся, просто метнул топорик, и страж упал в темноте. Взвизгнул и упал.

– Сзывай их. Пошли за каждым стражем. Я прямо тут гору трупов сложу.

– Что тебе нужно от моего мальчика?

– Сзывай всех. Зови своих стражей, своих убийц, зови своих великих мужей, зови своих лучших женщин, сзывай своих тварей. Смотри, как устрою я озеро крови перед самым твоим троном.

– Что ты хочешь от моего мальчика?

– Я добьюсь справедливости.

– Ты добьешься отмщения.

– Я добьюсь того, чему сам имя дам.

Он шагнул к трону, и две стражницы слетели на него с веревок. Первая, с мечом, пролетела мимо, зато вторая, с дубиной, сбила его с ног. Он упал на спину и заскользил по гладкому полу. Подбежал к мечу мертвого стража, схватил его как раз перед тем, как вторая охранница опять обрушила на него дубину. Замахнулась она крепко, но не сумела быстро остановить его разворот. Он пнул ее в спину, и она упала. Он напал, но она вздернула дубину вверх и ткнула ею ему в грудь. Он упал на спину, а она вскочила на ноги. Он попытался защититься мечом, но охранница топнула ему по руке. Он лягнул ее в коу, и она, тяжело осев на колени, рухнула ему на грудь, дух из него вышибла. Охранница ударила его в лицо кулаком, затянутым в жесткую кожу, и еще раз ударила, и еще ударила – и вырубила его.

Слушай же. Очнулся он в чем-то похожем на клетку, что висела над полом. То и была клетка. Помещение же темное, красное, не тронный зал.

– Он требовал, чтоб я ему грудь дала. Вот поиздевались бы в сказаниях, если б хоть один гриот жил в этих краях! Ты скажешь, что ж это за земля такая, где ни одного гриота нет. Заметь, невзирая на то, что ему уже больше шести лет было и был он мальчиком, кому скоро мужчиной стать предстояло. Он к груди моей припал еще раньше, чем в лицо мне взглянул.

Мужчина повернулся в сторону, откуда приходил голос. Пять факелов висели в ряд на стене справа от него, но не освещали ничего. Внизу – темень и тень, возможно, трон, только ему не было ничего видно над двумя тонкими стойками, вырезанными в виде птиц.

– Дай мужчине свободу рук, и он обшарит ими тебя всю. Дай мальчику… В общем, он от нее не откажется. А что сказали бы боги о женщине, что отказала своему ребенку в еде? Ее мальчику? Да, они были слепы и глухи, но какой бог все равно не осудит мать за то, как она взращивает будущего Короля? Взгляни на меня: разве могло бы молоко быть в этих сиськах?

Она примолкла, будто ответа ждала.

– И все ж, даже зрелые, все вы, мужчины, должны грудь сосать. И мой драгоценный сын. Припадает к груди, как на войну является. Надо ли мне рассказывать тебе, что он едва мне соски не откусил? Левый, потом правый? Кожу содрал, плоть прокусил, а все знай себе сосет. Ну, я же женщина. Я кричу на него, а он не перестает, глаза закрыл, как вы, мужчины, закрываете, когда время извергнуть подступает. Мальчик мой, пришлось мне за горло его взять да придушить, пока не отпустил. Мальчик мой, а он смотрел на меня и улыбался. Улыбался. А зубы красные от моей крови. С тех пор я ему служанку посылала. Та оказалась не глупа на голову. Сама резалась каждую ночь, чтоб он пососать мог. Что в этом странного? Мы странные? Ты же ку. Вы же режете корове горло, чтоб крови напиться, что в таком странного?

Тот мужчина ничего не ответил. Ухватился за прутья клетки.

– Все твои мысли – у тебя на лице. Смотришь на меня – сплошь презрение, сплошь осуждение. А знаешь ли ты, что значит ребенка иметь? На что ради этого готовы?

– Не знаю я. Наверное, бросить его, чтоб убили. Нет, продали. Нет, чтоб его украли и взрастили вампиры. И может, чтоб всегда был под рукой, чтоб кто-то попросил кого-то малышку отыскать, и притом вранье на вранье лепить, чтоб никто даже не догадался, что у тебя сын есть. Не это ли смахивает на то, что значит ребенка иметь?

– Замолчи.

– Ты, должно быть, прекраснейшая из матерей.

– Я не позволю тебе и приблизиться к нему.

– Ты дала ему уйти, или ты опять потеряла его, прекрасная мать?

– Ты, похоже, считаешь, что сын мой в пороке погряз.

– Сын твой и есть порок. Бес…

– Ничего ты не знаешь. Бесами рождаются. О том все гриоты поют.

– Нет у тебя ни одного гриота. А бесов творят. Ты творишь их. Ты творишь их, оставляя любому, кто в мыслях склонен…

– Ты смеешь знать, что творится у меня в голове? Ты судишь меня, Королеву? Кто ты такой, чтоб учить меня, как мне обходиться с моим ребенком? У тебя их ни одного нет. Ни единого.

– Ни единого.

– Что?

– Ни единого.

И тот мужчина рассказал ей такую историю:

«Имен у них не было, потому как гангатомы никогда не дают детям имена, для них все это очень уж странно. Что вовсе не значит, что гангатомов странное очень уж волнует. Только если одного звали, скажем, Жирафленок, то всем в селении известно было, кого они зовут. У меня не так, как у тебя, ни один из детей не был моей крови. Но я был похож на тебя: позволил другим растить их и твердил, что это для их же собственного блага, когда благом это было – для меня. Кто-то сказал, что Король Севера обращал речные племена в рабство и гнал рабов на войну, вот мы и отправились за ними, потому как война та же лихорадка – заражает всех. Мы забрали их из Гангатома, но некоторые идти с нами не хотели. Я сказал детям: «Пойдемте», – и двое из них ответили: «Нет», – потом трое, потом четверо, ведь почему должны они были уходить с человеком, кого не знали, и еще с одним, кто им не нравился? А тот, кто мне напарником был, он сказал: «Смотрите-ка», и показал им монету, а потом закрыл ладони, а когда раскрыл их, то монета исчезла, он опять кулаки сжал и спросил, в какой руке монета, и Жирафленок указал на левую, тогда он разжал левый кулак, и оттуда вылетела бабочка. Скажу тебе правду: они за ним пошли, а не за мной. Так что все мы за ним шли до земли Миту, там мы и жили на дереве баобаб. И мы сказали детям: «Вам нужны имена, ведь Жирафленок и Дымчушка – это не имена, просто люди зовут вас так». Один за другим они перестали на меня сердиться, Дымчушка – последней. Разумеется, альбиносу, еще мальчику, но ростом со взрослого мужчину, мы дали имя Камангу. Жирафленка, кто всегда был высоченный, нарекли Нигули, потому как он вовсе не был похож на жирафа. Совсем не пятнистый, да и длинными были у него ноги, а не шея. Косу – так нарекли мы мальчика без ног. Он катался повсюду, как колобок, но всегда попадал в грязь, или в дерьмо, или в траву, или (и тогда вопль его раздавался) на колючку натыкался. Сперва мы сросшимся близнецам единое имя дали, так они принялись честить нас, будто две старые вдовушки. «У вас с ним все общее, а все равно имена разные», – говорили они нам с Мосси. Так что того, кто пошумней, мы назвали Лоембе, а того, кто потише, но тоже громкого, назвали Нканга. И Дымчушка. Тот, кто моим был, сказал: «Кто-то из них должен носить имя из мест, откуда я родом. Кто-то должен напоминать мне обо мне». Вот и дали мы Дымчушке имя Хамсин, в честь ветра, что дует пятьдесят дней. Ты говоришь мне о детях… какое имя было у твоего мальчика, кроме как малец? Ты когда-нибудь именем его нарекала?»