Наш командир, человек образованный и не чуждый изящных искусств, выражается так: „Сам губернатор называл это своей страстью, его друзья – болезнью и безумием, а наши поселенцы – разбоем“.
Торговец, у которого мы покупаем корм для лошадей, говорит, что хуже всего приходилось дивам, которые шли под руку Сюдмарка и арендовали у местных жителей часть пастбищ. К ним приходили с поборами чуть ли не каждую декаду.
Но и законным гражданам Сюдмарка приходилось несладко. Губернатор не только постоянно придумывал новые налоги и штрафы, но и не брезговал прямым вымогательством, попросту забирая в домах все, что ему нравилось, все, что было драгоценного, старинного, красивого или попросту добротного. Он похищал даже статуи богов из деревенских святилищ, если те были достаточно хорошо исполнены и богато украшены. При этом граждане Сюдмарка, пытавшиеся подать апелляцию в Лус, ничего не достигали, так как в судах зачастую заседают родичи и свойственники губернаторов, либо люди, сами недавно со славой ушедшие с подобных постов, либо те, кто надеется получить такие посты в самом ближайшем будущем.
Что же до дивов – тех немногих, что пытаются жить трудами своих рук, – то их судил сам губернатор, их пытали и казнили. То же случалось с гражданами Сюдмарка, если те не были достаточно богаты, чтобы откупиться. Их объявляли врагами и истязали как рабов, в то время как преступнейшие люди за деньги были освобождены от судебной ответственности, и прочая…
Так говорят буквально все и каждый. Судите сами, может ли вся провинция врать? Да и мне самому не трудно в это поверить: ведь человек временный, не связанный с землей кровью и плотью предков, не чающий в конце жизни лечь в ту же землю и оставить ее своим детям, не имеет причины заботиться о ней, а также о своем добром имени. И притом имеет все причины заботиться о своем кармане. Теперь эта земля измучена и истерзана жадностью одних и ненавистью других, а мы воюем за то, чтобы новый временщик мог без страха мучить и терзать ее дальше.
Порой я с радостью думаю о том, что наши шансы на победу так невелики: не хотелось бы способствовать осуществлению столь бесчестного дела…»
* * *
Ларис, Ларис, а как же наша земля?! Кельдинги – они ведь такие же временщики! Они ездят по нашей земле верхом, топчут ее сапогами и никогда не касались ее чуткими подушечками волчьих лап. Ведь у нашей земли нет никого, кроме нас!
Глава 11
Эгери слышала, что жители Сюдмарка и даже иностранцы называют Лус «роскошным» и «блистательным», «обладающим особым обаянием». Что ж, в роскоши богатым кварталам отказать действительно нельзя. Но вот никакого «блеска» и «обаяния» Эгери в упор не видела. И дело вовсе не в нищете островов – не пристало бедным изгнанникам кривить губы и привередничать. Дело совсем в другом.
Они приехали сюда вчетвером – четверо уцелевших после бойни в Пантеоне, четверо последних Хардингов: два принца и две принцессы. Три ночи и три дня они бежали к границе, почти не останавливаясь, в кровь сбивая лапы, потом уже в человеческом обличии шли по дорогам Сюдмарка как последние бродяги. Эгери хорошо помнила, как плакала от усталости и облегчения, завидев издали белые стены «общественных зданий и храмов» Луса: ей казалось, что все худшее позади, они спасены, добрались до надежной гавани и с этого момента начнется их победоносное возвращение на родину.
Мужчинам тоже казалось тогда, что все просто: надо лишь броситься в ноги здешнему князю и просить его о помощи. Денег у них с собой всего ничего – только те кошельки да драгоценности, которые они взяли с собой на церемонию. Но зато они готовы были предложить аристократам Луса в жены своих сестер: родственный союз, казалось им, повсюду ценится выше денег или драгоценностей.
На деле все оказалось гораздо сложнее. Для начала они обнаружили, что никакого князя в Сюдмарке нет, страной правит сам народ, вернее «самые достойные из граждан». Однако обратиться за помощью к этим самым достойным непросто: оказывается, в городе все за всеми внимательно следили и переговоры со знатными чужестранцами могли вызвать у граждан сильные подозрения в предательстве – тогда проштрафившихся правителей «прокатили» бы на новых выборах, а то и вовсе изгнали бы из города.
Доброхоты объяснили растерянным Хардингам, что, если бы Королевство было завоеванной Сюдмарком провинцией, тогда у жителей Королевства был бы в Лусе официальный защитник и покровитель – тот самый полководец, который в свое время покорил провинцию, или его потомок. Но коль скоро Королевство оставалось свободным, в Лусе никто не имел права покровительствовать изгнанным князьям.
Они могли бы обратиться к нынешнему всенародно избранному полководцу, но, во-первых, сам по себе полководец не мог объявить войну или заключить мир. Ему прежде всего надлежало добиться поддержки народного собрания, а затем еще убедить совет мудрейших старцев выделить из казны сумму, достаточную для успешного ведения войны. А во-вторых, таких полководцев было два, и они в преддверии перевыборов ревниво следили друг за другом. Поэтому необдуманная провокация – так здесь называли обращение к народу – с призывом к началу войны могла дорого стоить одному из них.
Как же добиться поддержки народного собрания? Хардингам охотно разъяснили: нужно одеться в траур, прийти утром на общественную площадь и со слезами на глазах умолять граждан сжалиться над ними и помочь их горю. Советовали также взять у соседей напрокат маленьких детей: вид плачущих крошек всегда умиляет. Так надо было поступать в течение нескольких дней, при этом стараться поговорить лично с большим числом граждан. Советовали также нанять специального раба, который заучил все имена обитателей Луса и будет тихо и ненавязчиво подсказывать их просителям во время бесед. Так, мол, поступают все, кто хочет быть избранным на какую-нибудь государственную должность или имеет другую нужду, удовлетворить которую может только народное собрание.
– Все, кто идет на выборы, в траур одеваются и плачут? – ехидно спрашивала Элиана.
– Нет, раба нанимают и людей уговаривают, – отвечали ей.
Можно также нанять специального человека (здесь его называли «склоняющим слух»), который будет причитать на площади и уговаривать граждан вместо самих просителей. Но его услуги нужно оплачивать, и весьма щедро, а таких денег у Хардингов нет.
* * *
Была еще одна возможность, и о ней одуревшим Хардингам охотно рассказывал их новый приятель – Алций, неудачливый поэт, живущий «под черепицей» на последнем, пятом этаже острова. Нужно найти богатого покровителя из благородного рода, и тогда тот мог бы взяться за защиту их интересов. Здесь, в Лусе, это называлось «пойти в младшие друзья», и, по словам поэта, этим способом свести концы с концами пользовалась чуть ли не половина обитателей города.
– И что, этому «старшему другу» тоже надо платить? – мрачно интересовался Эгиль.
– Да нет, что ты! – Алций замахал руками. – Он сам тебе будет платить, понемногу правда, потому что таких «младших друзей» у него пруд пруди, на всех не напасешься.